— Правда? А чего вы к служанкам?
— Так я ж отец народа, — объяснил я. — Должен быть безупречным. И к народу ближе, они это ценят. Одну по заднице шлепнешь, десять хвастаются, что с тобой спали. Вот так можно без драки и славу обрести, а самому — в библиотеку, в библиотеку…
Он удивился:
— В библиотеку? Зачем?
— А чтоб умным казаться, — объяснил я. — Правитель должен быть умным или хотя бы им казаться. И чтоб Библия на столе на видном месте.
Он подумал, почесал в затылке:
— Гм… А зачем такая слава? Ну, от служанок?
— Значит, — сказал я назидательно, — в государстве все хорошо. Я же олицетворение нации! Почему всегда, как дурак, улыбаюсь? Чтоб все видели, в Сен-Мари решены все проблемы, все хорошо, все поют. Править трудно, сэр Клавдий! Это не железом на турнире бряцать… Поэтому умные с охотой препоручают эту обязанность дуракам, а для нас трудностей не существует!
Он покосился на меня недоверчиво.
— Страсти какие… — проворчал он. — Ни за что не полез бы в майордомы!
— Думаете, — спросил я, — я добровольно? Но жизнь такая, катишься и катишься, а на тебя налипают дела, обязанности, долги, бабы, дети откуда-то берутся, кто-то морду бьет, а ты ж ничего не делал, просто жил!
Он вздохнул:
— Да, мне это знакомо… Только юные да мелкие ухаживают за знатными дамами, а мы, старые кони, понимаем, что проще со служанками. Легче расплачиваться. Хотя я не расплачиваюсь. С какой стати? Они ж все мои… Эх, сэр Ричард, теперь уже и я усомнился. Отказаться от поединка, что ли… Хотя раз уж влез в этот панцирь, то надо тряхнуть стариной.
— Трясите, сэр Клавдий, — сказал я, — только поосторожнее. А то всякое может случиться…
— Я старый конь, — ответил он бодро. — Не впервой!.. О, трубят! Все, пойду отведу душу. Я ведь того, живу.
Он повернул коня, и они с тяжелым грохотом понеслись к турнирному полю.
Я поднялся к трибуне, воссел, леди Розамунда весело щебечет и улыбается, олицетворяет. Я понаблюдал искоса и решил, что ведет себя в точности как нужно, чтобы поддерживался нужный настрой, то есть получила достойное воспитание и как себя вести, и как поддерживать беседу в обществе.
Когда двое на турнирном поле сшиблись с особенным грохотом, ко мне прибежал посланный сэром Жераром слуга из дворца, торопливо наклонился к моему уху и выразительно пошевелил губами. Сэр Жерар в точности выполнил все, что я велел, слуга примчался запыхавшийся, красный, встрепанный, а губами шлепал и жестикулировал очень выразительно.
Я поднялся, сказал быстро:
— Дорогие друзья, неотложные дела требуют моего присутствия. Крайне сожалею, что покидаю такое прекрасное зрелище…
Леди Розамунда мило, хоть и чуточку разочарованно, улыбнулась, а граф Ришар, барон Альбрехт и все, кто сидит рядом, с сочувствием повздыхали.
Я удалился, стараясь сохранять крайне озабоченное выражение лица, внизу отпихивают друг друга Зайчик и Бобик, борясь за мое внимание. Я приласкал обоих, вспрыгнул в седло.
— Во дворец!
Глава 11
Вечером рыцари весело обсуждали турнир, трофеи победителей, убытки проигравших. Турнир прошел сравнительно бескровно, если не считать раны и ушибы сэра Ойленделя и сэра Гофмана, но лекари уверяют, что скоро снова сядут в седло и возьмут в руки копья. Жаль, конечно, погиб сэр Клавдий, славный был рыцарь, но на прошлом турнире погибло трое, так что этот можно считать вполне благополучным…
Я охнул:
— Что? Сэр Клавдий погиб?.. Да быть такого не может! Где он сейчас? Я бегу…
Сэр Палант нехотя объяснил:
— Уже не помочь. У сэра Ойленделя копье треснуло и расщепилось. Острый обломок попал сэру Клавдию в щель под руку. Умер почти сразу, только и успел попросить Господа принять его грешную душу. Вообще-то красивая смерть, сэр Ричард! Это лучше, чем в постели от старости…
Я выдавил с бессильной злостью: