Кардинал произнес холодно:
— Мне кажется, вы увиливаете.
Отец Раймон бросил на меня безнадежный взгляд, в котором я прочел: я ж говорил, надо было уходить… Но теперь не ерепенься, соглашайся, кайся и поскорее уходи.
— Я отвечаю, — сказал я, повышая голос, — даже когда обращаемся к лекарю, мы не требуем от него, чтобы сам он был красив и здоров…
Отец Габриэль сказал язвительно:
— Но вам было бы приятнее, если бы он был красив и здоров?
Я кивнул:
— Да. Приятнее. Но мир еще не идеален. Господь всегда в творении!.. Когда-то все будут здоровы и красивы, сейчас же мы только строим Царство Небесное на земле. И священники пока еще не идеальны, но они все-таки делают свою работу: учат грамоте, Закону Божьему, объясняют, что хорошо, а что плохо, учат стоять до конца за веру, за честь, за идеалы.
Кардинал сказал резко:
— А может ли священник, замеченный в прелюбодействе, быть примером для прихожан?
Отец Габриэль смотрел со злобной ухмылкой, даже отец Раймон укоризненно качал головой.
Я сказал тяжело:
— Как пример — нет. Но священнику не вменяется в обязанность быть примером. Люди должны внимать его словам, а не его поступкам. Человек грешен, даже священнослужитель, но слова его — слова апостолов, в муках самопознания совершенствования выгранивших наше мычание в строгие заповеди, законы, правила, уставы. Я хочу сказать, святые отцы… истина есть истина, и неважно, кем она высказана!
Они хмурились, Раймон что-то пробормотал робкое в мою защиту, отец Габриэль ответил предельно резко, еще чуть — и ударил бы, а кардинал продолжал сверлить меня недобрым взглядом.
— Недобросовестный служитель, — произнес он ледяным тоном, — позорит Церковь.
Прелаты закивали, я сказал торопливо:
— Согласен, согласен!.. Но не учение, согласитесь тоже! И если учитель пьет и распутничает с продажными женщинами, я все же лучше соглашусь на такого учителя, чем на отсутствие учителей, ибо мне нужно обучать людей грамоте, мне нужны люди, устремленные в будущее, а не просто живущие на свете!
Кардинал отмахнулся:
— Идите, сэр Ричард. Пока с вами все ясно. Будут вопросы — пригласим еще.
Когда я был уже на пороге, услышал полный угрозы и ехидства голос отца Габриэля:
— А они будут!
Глава 10
Дверь за мной захлопнулась, я вышел на подгибающихся ногах, но не от слабости — от злости, всего трясет, а в груди что-то дребезжит, как плохо закрепленная наплечная пластина. Главные доводы приходят опосля, я вот не сказал, что и сейчас через Тоннель сюда постоянно прибывают священники, всем им находится работа, что финансирую спешное строительство большого монастыря и восстановление трех опустевших и полуразрушенных при Кейдане, что первая книга, которую отпечатали на станке, — Библия…
Ввалился, злой и расстроенный, в свои покои, следом явилась целая гильдия портных, с ходу принялись снимать с меня мерки, словно торопятся заказать гроб точно по росту.
Я рассерженно рыкнул, что я все тот же, незачем делать одно и то же, мне почтительно сообщили, что для жиппонов и жарденов пропорции разные, я прорычал, что пусть допуски делают сами.
Один сказал уязвленно:
— Ну что вам не так, ваша светлость? Большинство людей живет по моде, а не по какому-то там непонятому разуму.
Второй уточнил самодовольно:
— Все подчиняется моде, как сережки и пуговицы. Даже мораль.
— Меня устраивает, — отрезал я, — обычная одежда. Как у всех.