Я ощутил подвох, помощь со стороны этого человека больше похожа на ловушку.
— Молитва, — проговорил я, тщательно подбирая слова, — это просьба об аннулировании законов Вселенной, установленных Творцом, от лица единственного просителя, по его собственному признанию в той же молитве, недостойного. К сожалению, в нашем мире многие смотрят на Господа Бога как на слугу, который должен сделать за них всю грязную работу. И еще я одну истину понял за свою недолгую жизнь: чем ленивее и глупее человек, тем чаще он беспокоит Бога.
Они переглянулись, на лицах прелатов я видел откровенное недовольство и недоброжелательство. В глазах Габриэля я вообще прочел крупными буквами: сперва человек начинает молиться все меньше и меньше, а потом и Церковь ему не понадобится!
— А не гордыня ли вещает в вас, сэр Ричард? — спросил кардинал. — Как насчет левой щеки? Если вас ударят по правой, вы ее подставите?
Я хотел было сказать, что да, подставлю, а как же, кто же спорит с Евангелиями, но посмотрел на победоносное выражение на лицах всех троих, ответил зло:
— Если подставить вторую щеку, понадобится и третья.
Кардинал некоторое время сверлил меня взглядом, я чувствовал его режущую кромку, в самом деле чувствуется боль, сцепил зубы и терпел, уверяя себя, что мне только кажется, святые отцы тоже уставились в меня нехорошо, даже перестали двигаться, забыв про бумаги в руках.
Взгляд кардинала потерял остроту, словно его хозяину пришла другая мысль, я не успел перевести дыхание, как отец Габриэль произнес жутковато спокойно:
— Вы как-то заявили по прибытии, что вам явился светлый ангел.
— Да, — ответил я. — Он мне действительно явился.
Отец Габриэль с торжеством перевел взгляд с меня на кардинала:
— Ваше высокопреосвященство, какие еще могут быть доказательства непомерной гордыни этого человека?
Отец Раймон взглянул на меня с сочувствием, но промолчал, а кардинал проговорил снисходительно:
— В появление ангела я могу еще поверить… Но никто не может точно сказать, на чьей он стороне. Простой народ в своей дикости полагает, что свергнутые ангелы сразу потемнели, но это не так, как вы понимаете. Они потемнели в душах своих, еще когда задумали восстать против Господа, но с виду оставались все такими же светлыми, сияющими и сверкающими. Как остаются и сейчас.
Отец Габриэль сказал, разжевывая мне умности кардинала:
— Потому вы не в состоянии сказать точно, от Господа был тот ангел или от Сатаны.
— Могу, — возразил я. — Ангел Тьмы не станет славить имя Иисуса и не скажет, что Господь был прав.
Кардинал заметил:
— Тогда какой смысл в явлениях таких ангелов, если не скажут ничего нового?
Я покачал головой:
— Простите, ваше высокопреосвященство, но человек слаб, все мы нуждаемся в поощрениях. Пусть ангел просто похвалит, это уже немало. У человека из ничего прибывает сил и рвения.
Он поморщился:
— Однако я посоветовал бы вам впредь не… видеть во сне ангелов с посланиями. Лучше спите спокойно и крепко. Такие спорные видения оставьте духовным лицам.
— Хорошо, — ответил я покорно. — Не осмелюсь даже напоминать вашему преосвященству, что я, будучи паладином, тоже в какой-то мере духовное лицо. Однако вам виднее. Слушаю и повинуюсь святой Церкви. Что-то еще?
— Только один вопрос, — сказал кардинал. — Вы направляете войска в Брабант…
— …чтобы вторгнуться в Гандерсгейм, — добавил я. — И привести ту страну, погрязшую в грехах, в лоно святой, а местами и святейшей Церкви!
— Но есть ли в ваших войсках священники? — спросил он. — Что-то я о них не слышал. Кто вашим воинам разъясняет, за что они, возможно, отдадут вскоре жизни?
Я вздохнул, вот оно, начинается, сказал как можно более убедительно:
— Человек готов умереть за идею… но только при условии, что видит ее не слишком ясно!
Кардинал нахмурился: