— Наконец-то, — выдохнул я. — Как я по нему соскучился… Только он и остался от полного доспеха.
Виконт произнес почтительно:
— Сочувствую. Представляю, каким тот был.
— Не представляете, — ответил я. — Такие будут делать не скоро. Хотя, надеюсь, вообще не будут…
На его лице проступило озадаченное выражение.
— Ваша светлость?..
— Пойдем другим путем, — объяснил я.
— Безлуковым?
— Скорее арбалетным, — ответил я. — И дальше.
Руки мои приняли лук, он показался тяжелее, чем раньше, в сердце кольнула тревога. Я вспомнил, что сперва с легкостью натягивал его лишь в доспехах Арианта, потом стал и без них, по мере роста моего паладинского опыта, но как сейчас… после той нечеловеческой схватки, когда погиб Логирд?
Виконт наблюдал, как я трогаю, глажу, ощупываю барельефы, в глазах ожидание, но я натягивать не стал, попробую без лишних глаз, сказал уже другим голосом:
— Передайте Арнульфу, я принял посылку.
Он поклонился:
— Что-нибудь еще?
Я смотрел прямо, не моргнув глазом, ответил бесстрастно:
— Нет. Просто, я принял.
Он еще раз поклонился, отступил к двери. Двое слуг тут же распахнули перед ним двери.
Он вышел, я прислушался к долетающим снизу воплям. Понятно, пир в разгаре. По голосам чувствуется, среди слуг появились молодые женщины, это как водится. Блюда носят хуже мужчин, но у пирующих настроение резко идет вверх, промахи не замечают, разве что в наказание ущипнут за спелую ягодицу.
Всем хорошо, только я, как загнанный зверь, мечусь в королевском дворце, который не совсем уж и мой, злюсь, не желая все это оставить, но придется, и все злее в мозгу всплывает мысль: а почему бы и нет? Если уж начистоту, то не пора ли замахнуться на нечто повыше, чем маркграфство. Хотя бы на герцогский титул, а там… себе-то признаться могу?.. и на королевский трон. Почему нет? Не думаю, что я глупее Кейдана. Правда, его поддерживает вся клановая система, а я лишь пытаюсь опираться на военачальников и на тех рыцарей, которым раздал земельные наделы. Но таких немного, к тому же за ними не стоят многочисленные семьи, где каждое поколение врастало корнями и завязывало прочные связи с более могущественными лордами.
Короля играет свита, у меня такой свиты пока что нет. А у нас европейское мышление, здесь безродные чингисханы или аттилы не пройдут.
Но… и я не всего лишь Чингисхан или хромой Тимур. И трон будет мой. И королевство — мое!
Не находя себе места, я вышел из дворца одновременно злой и униженный, ишь, моего посла в темницу, и в то же время кипящий от желания что-то делать, рушить, ломать, а на обломках возводить нечто прекрасное…
Ноги сами принесли к строящемуся собору. По дороге в залах сразу пристроилось сзади несколько местных придворных, самые смелые, а впереди побежали четверо дюжих телохранителей с пиками с руках, расчищая дорогу.
Как и надеялся, среди работающих мелькнула оранжевая хламида отца Дитриха, он руководит инженерами так умело, словно всю жизнь только и возводил соборы, а не жег людей на кострах. Правда, это я так, со зла. Жечь стал, понятно, сравнительно недавно, не родился же Верховным Инквизитором, а раньше вообще неизвестно кем и был. Может, и в самом деле строил.
— Отец Дитрих!
Он обернулся, ряса в опилках и брызгах извести, даже волосы испачканы, но в глазах тихая и совсем неинквизиторски светлая радость.
— Сын мой, — сказал он отечески, — можешь возрадоваться, стройка идет даже быстрее, чем рассчитывали!
Я ухватил его руку и поцеловал.
— Вашими усилиями, отец Дитрих.
Он помотал головой: