Я вскочил в испуге:
— Отец Дитрих! Что случилось?
Он слабо улыбнулся.
— Нет-нет, все в порядке. Ступенька в старом монастыре прогнила, но я катился не так уж и далеко, хотя…
Я торопливо придвинул кресло:
— Садитесь, садитесь немедленно! Сэр Растер, останьтесь, поможете на обратном пути. Мы тут занимаемся всякими пустяками, в смысле обустройством королевства, но это такие мелочи в сравнении с делами духовными…
Отец Дитрих вяло отмахнулся:
— Ох, оставьте это для проповедей… Еще не читаете? А уже готовы, даже выражение лица вполне, вполне… Обустроить королевство необходимо прежде всего для того, чтобы ничто не мешало думать о духовном пути…
— Этим и занимаемся, — заверил я. — Сейчас вот с Куно продумываем законы, воплощающие в себе величественную идею равноправия! Как вот все равны перед Творцом, так должны быть равны и перед законом.
Куно кивал и мысленно записывал, такой у него сосредоточенный вид, но сэр Растер спросил обиженно:
— Это как? Я, благородный рыцарь, и грязный простолюдин, будем равны? Сэр Ричард, это недопустимо!
— Равны, — сказал я твердо. — Сегодня же подпишу закон, Куно его уже составил. Запрещаю спать под мостом и красть хлеб одинаково всем: богатым так же, как и бедным!
Растер попыхтел, подумал, не его дело составлять законы, звучно и с озадаченным видом поскреб затылок.
— Ну-у-у… — прогудел он в затруднении, — вообще-то вы где-то правы, мой лорд. Я как-то не подумал о такой стороне законности и равноправия. Да-да, справедливость должна быть…
Отец Дитрих сказал ласково:
— Спасибо тебе, сын мой. А теперь иди, там внизу рыцари уже составляют столы для пира.
Растер посмотрел на него обеспокоенно, потом с надеждой на меня. Я кивнул:
— Идите, сэр Растер. Без вас точно поставят криво.
Он поспешно приложился к руке отца Дитриха и отбыл.
— Santa simplicitas, — сказал отец Дитрих.
— Да уж, — согласился я, — он самый. Святой отец, Господь дал десять заповедей для всех двуногих. Постепенно мы и законы приведем в соответствие с заповедями. Сперва, как вот благосклонно одобрил сэр Растер, будем вешать каждого, кто по ночам прячется под мостом, вне зависимости от знатности или бедности, а потом и к суфражизму подойдем осторожными шажками.
Он переспросил с непониманием:
— Суф… суфражизму?
Я отмахнулся:
— Это еще не скоро понадобится. Когда рождаемость упадет и рабочих рук не будет хватать остро. А сейчас давайте подумаем над…
Дверь приоткрылась, барон Эйц вошел, сильно смущенный, не ждал, что у меня все еще гости, да еще такие, плотно прикрыл ее за собой и остановился в нерешительности.
— Ваша светлость…
— Говори, — сказал я недовольно. — Что замолчал? Я знаю, ты зря не зайдешь.
— К вам гость, — ответил он кратко.
— Кто?