— Раньше от этого зеркала леди Элинор не отходила, — заметил я.
Он сказал дребезжащим голосом:
— Теперь надолго потеряла к нему интерес…
— Есть более перспективные вещи?
Он взглянул искоса.
— Не мне судить, чем сейчас увлечена хозяйка… Хотя зеркалом она снова заинтересовалась. Правда, уже и не так, как раньше.
— Разочарована?
— Да, стоим на месте. Хоть кое-что и сдвинулось…
Голос его звучал таинственно, я переспросил:
— Что изменилось?
— Многое, ваша милость.
Я сказал строже:
— Не темни. Мне угадывать некогда.
Он сказал торопливо:
— Простите, ваша милость. Это я так, расхвастался. Просто меня распирает от гордости. Столько лет бились…
— Что, — спросил я, — неужели?
Он кивнул:
— Если подождете…
— Долго?
Он посмотрел на стол, в деревянной рамке в песочных часах в верхней части крохотная горка золотистого песка, внизу сверкающий конус втрое больше, между ними тончайшая струйка, едва уловимая глазом.
— А переворачивать не забываешь? — спросил я. — А то в твоих сутках может оказаться и тридцать часов, и сто…
Он покосился на меня с некоторым изумлением:
— Ваша милость… Но это так просто…
— Не забывать?
— Переворачивать. Они ж сами и перевертываются.
— Ага, — сказал я, — ну да, сами. Как я забыл! Хорошо, когда сами, верно?
— Хорошо, — согласился он осторожно, — что ж за часы, если их надо самому?
— Дикари, — сказал я с чувством. — Не представляю, где такие и живут.
Из зеркала в комнату пал зловеще-багровый свет. Я насторожился, в прошлый раз этого не было, с этой стороны стекла всегда полумрак, какие бы огни ни пылали по ту сторону. Уэстефорд торопливо бормотал заклинания, начал двигать руками в воздухе, словно размазывал глину по невидимой стене.
Спустя пару минут напряженнейшего ожидания из красного, злобно клубящегося тумана вышел старик могучего сложения, все в том же плаще с выжженными пятнами, длинная седая борода в копоти, одна бровь с опаленными и закучерявленными кончиками.