Увидев нас, одновременно повернули головы и замерли, как готовые к прыжку псы при виде двух жирных зайцев.
Ланаян скрипнул зубами, глаза стали отчаянными.
— А где двое моих?
— Успокойся, — сказал я.
— Их убили!
— Не обязательно, — сказал я успокаивающе. — Может быть, просто отослали парней в таверну.
— Там были Усмар и Топтун, — выдавил он с трудом.
— И что?
— Молодые, — сказал он, — но усердные. Они бы не ушли… Что я их родителям скажу?
Стражи напряглись, тугие мышцы красиво прорисовались под загорелой кожей. Мы подошли ближе, один ударил пару раз рукоятью меча по решетке. В саду начали выпрыгивать из-за деревьев кочевники, все ринулись в нашу сторону бегом пугающе слаженно и без единого лишнего движения.
— Не надо было этого делать, — сказал я.
— Теперь вижу, — буркнул Ланаян.
Он схватился за рукоять меча, лицо злое, но все еще колебался, а я парировал первый удар стража, нанес ответный, а второму даже не позволил замахнуться. Его череп раскололся с чмокающим треском, я отпрыгнул от фонтанирующей крови.
С той стороны набежали крепкие воины и разом навалились на ворота. Створки дрогнули и начали расходиться в стороны.
Я вскинул меч над головой и прокричал страшным голосом:
— Смерть предателям! Совет старейшин племени сегодня сместил конунга Бадию с трона вождя мергелей!.. Все изменники, предавшие исконно-посконные обычаи нашей священной Родины и Отечества, будут преданы хуле и смерти!.. Чужие обычаи не пройдут!.. Мы, Люди Моря, сохраним свою самобытность и пойдем своим собственным путем, начертанным Великим Конем Океана!.. Кто был обманут ныне свергнутым конунгом — пусть поспешит в родное племя и заверит старейшин в преданности нашим степным обычаям!
Ланаян ошалело хлопал глазами, мергели перестали давить на ворота, переглядывались злобно и угрюмо. Трое повернулись и бросились в сторону коновязи, где с десяток лошадей под седлом покорно ждут хозяев.
— Открыть ворота! — велел я. — Кто верен духу степи — возвращайтесь. Старейшины вам все объяснят!.. Обманутые будут прощены, а упорствующих ждет позорная смерть за измену степной Родине и даже Отечеству!
Еще двое попятились, не сводя с меня ошалелых взглядов. От коновязи послышался конский топот, трое мергелей вылетели вихрем из ворот и понеслись в сторону городской стены.
— Не препятствовать тем, — грозно сказал я, — кто хочет узнать правду и только правду!..
Еще двое вырвались вскачь из ворот, остальные смотрели злобно и сжимали в руках оружие, но на лицах читалась сильнейшая растерянность.
— Мечи в ножны! — велел я высокомерно. — Закон Степи и Великого Морского Коня — нерушим, как эта земля, как эти горы, как это небо!.. Мы всегда останемся кочевым народом и не сменим свой гордый быт на жизнь презренных глиноедов!.. Ланаян, за мной. Надо арестовать конунга и доставить его на справедливый суд старейшин, хранителей наших священных и незыблемых законов, и всего племени!
Ланаян вошел за мной бочком-бочком, лицо потрясенное, но на него не обращают внимания, презренные глиноеды не совсем люди.
Я обернулся к растерянным мергелям.
— Идите с нами!.. Если вы верны духу Священного Морского Коня, если в ваших одурманенных душах еще жива честь и доблесть кочевников, романтиков и бунтарей — идите с нами и потребуйте ответа от своего вождя!..
Ланаян смотрел с тревогой, но и с надеждой. Проверить мое обвинение несложно, достаточно примчаться в племя, выяснить, так ли это, услышать, что это наглая ложь, никто конунга Бадию не смещал, вернуться обратно, и меня можно подвешивать за ребро на крюк у городских ворот.
Кочевники ворчали, никто оружие так и не убрал, сталь сверкает вокруг нас, рассыпая солнечные лучи. Так мы двигались по широкой аллее к дворцу, а оттуда разом высунулись головы.
На ступени из здания выбежали обнаженные до пояса воины. Пояса красные, а головы бриты — знак лучших из лучших, у каждого на счету не меньше пяти убитых противников.
Я вскинул руки и прокричал:
— Совет старейшин сместил конунга Бадию!.. За измену старинным обычаям!.. Расступитесь, его нужно доставить на суд старейшинам!