Я удивился.
— Как это нет? За вашими спинами храм!
Первый из стражей, что заговорил со мной, медленно поднялся на ноги, высокий, но я все равно выше, крепкий, но я крепче даже с виду, и он сразу нахмурился.
— Нельзя, — сказал он резче, в голосе прозвучала обида, что я крупнее, а руки толще. — Туда нельзя.
— Ты чего такой грубый? — спросил я.
Он хохотнул.
— Это я грубый? Да ты не видел еще грубых!
— Ребята, — сказал я, — я иду в храм. Просто иду в храм. Вы поняли?
Он рассмеялся.
— Да? А мы уж подумали, что перепутал с таверной. Туда нельзя, говорю еще раз, если не расслышал сразу.
— В таверну?
Расхохотались уже все четверо, первый объяснил:
— В таверну можно и нужно. Тебе особенно, вид у тебя… похмельный. Даже очень.
Я спросил:
— А в храм нельзя?
Они переглянулись, продолжая хохотать, первый сказал с сожалением:
— Увы, нельзя. Хотя не понимаю, почему…
Второй нахмурился и сказал предостерегающе:
— Придержи язык, Митволь.
— Молчу, — ответил Митволь смиренно и посоветовал мне уже строже: — Поворачивайся и топай обратно. Сейчас в храме обряд освящения. По древнейшему обычаю.
Я сказал понимающе:
— Ну да, это человека в жертву?.. Глиноеда, надеюсь? Я видел, как приехали шаманы.
Самый молчаливый из них буркнул:
— Не своих же… Ладно, иди, не мешай.
— Вы мне тоже мешаете, — сказал я.
Глава 10
И, не давая им опомниться, сделал еще шаг, преодолевая сразу две широкие ступеньки, а кулак уже рванулся в челюсть Митволя. Его швырнуло на стену, а я уже бил жестоко и без всякой жалости остальных. Двух пришлось вырубить очень грубо, даже не знаю, очухаются ли, но время дорого, последнего оглушил тяжелым ударом в лоб, а затем с силой ударил этим же лбом в ворота.
Затрещало, створки дрогнули, и хотя явно открываются изнутри, но грубой силе уступают даже вещи. Страж влетел вовнутрь и растянулся во весь рост, раскинув руки и ноги, как пловец, закончивший дистанцию.
Внутри храм сделан грубо и зримо, в стенах нарочито оставлены необработанные выступы, тем самым подчеркивается мощь строителей, вырубивших в сплошном камне такую пещеру.
Вдоль стен жарко пылают огни десятка светильников, а на противоположном от меня конце на каменной плите лежит на спине обнаженная женщина, руки и ноги связаны широкими кожаными ремнями. Над нею нараспев читают мантры двое шаманов в рогатых шапках. У одного в руках большая чаша из темного дерева, у другого — каменный нож.