Почва начала повышаться, за деревьями мелькнул силуэт человека, я встал за ствол потолще и ждал. Когда мергель оказался шагах в пяти, я вышел, держа его на прицеле.
— Стоять!
Он машинально сделал еще шаг, я вскинул арбалет и направил стрелу в грудь. Он остановился, на лице такая дикая ненависть, словно я лично его обидел еще в детстве, те обиды помним особенно хорошо.
— Тебя найдут, — сказал он. — Тебя уже ищут! Ты труп.
— Зачем вас вызвал конунг? — спросил я.
Он ответил резко:
— Никто нас не вызывал!
Я не физиономист, но эти мергели совсем не умеют прятать выражение лиц, я спросил:
— Когда должны захватить дворец?
Он фыркнул:
— Зачем мы стали бы его захватывать? Дурость.
— Понятно, — сказал я. — Значит, уже завтра в полночь?.. Сколько вас?
Его глаза расширились, не понимает, как это я из его ответов получаю то, что все хранят в тайне, зарычал и внезапно ринулся на меня, поднырнув под выстрел из арбалета.
Стрела разнесла вдрызг толстое дерево, я упал от сильного толчка в ноги, а мергель, обхватив мои колени, сперва бросил на землю, а потом нанес два жестоких удара, от которых я едва не потерял сознание. Рот наполнился кровью, я перехватил одну руку, он ударил другой и рассек скулу почти до кости.
Кровь заливала мне лицо, я с трудом поймал его в захват, сдавил изо всех сил, мы перекатились дважды, я снова сдавил так, что потемнело в глазах. Что-то хрустело, сквозь грохот крови в ушах я услышал хриплое дыхание, это мое, на четвереньках отошел к брошенному арбалету и поспешно взвел тетиву.
Мергель остался лежать на спине, ноги подергиваются, а глаза застилает пелена смерти. Я стер с лица быстро засыхающую кровь, скула безумно чешется. Распухшие губы слушаются плохо, я выплюнул коричневые солоноватые комочки, а потом отряхивал их с груди. Тело дрожит от макушки до пят, снова я не на высоте, да что со мной, так и убить могут, соберись, дурак…
— Вперед, — сказал я себе зло. — И смотри в оба, халявщик.
Почва продолжала подниматься, деревья сперва карабкались по склону, затем разочарованно остановились. Молодняк еще некоторое время пытался карабкаться на высокий каменистый холм, но дальше некоторое время двигались только неприхотливые кусты, потом и те сдались. Даже трава не смогла пустить корни между грубыми камнями, и потому церковь на вершине такая гордая и одинокая, словно это она не позволила бурьяну забить к себе дороги.
Даже не на вершине, уточнил я, древние строители саму верхушку горы превратили в церковь, вырубив в толще скального массива храм.
Это гарантирует ему вечность, горы как-то ухитряются жить дольше, чем все, что делают люди. Я рассмотрел широкие и удобные ступени, сразу пятеро или даже семеро мужчин пройдут в ряд, дальше массивные и хорошо украшенные городскими мастерами створки двери, даже ворот, а то и врат. Широкий каменный навес укрывает от непогоды, сейчас там в тени расположились на страже четверо крепких мергелей.
Я вышел из леса и шел к ним по солнцепеку, такой же обнаженный до пояса, загорелый, крупный и с широкими плечами. На лице доброжелательная улыбка, это мой мир, и мне в нем все нравится.
Все четверо уставились на меня с ленивым любопытством. Я вроде бы степняк, но без красного пояса. Я пытался увидеть на их лицах следы ненависти, но все смотрят без всякой злобы.
— Новенькие? — спросил я. — В городе еще не были?
Один спросил с ленивым интересом:
— А что, по нам видно?
Я хохотнул.
— Еще бы! Все трезвые, унылые и не рассказываете друг другу, кто, как и где провел ночь. Главное, с кем и как!.. И не кричите, завидев меня, вон идет Рич, самый веселый человек в Тиборе!
Другой страж сказал со вздохом:
— Ничего, скоро нас сменят. Говорят, скоро в Тиборе станет еще веселее…
— И во всем королевстве, — пробормотал третий со зловещим весельем в голосе. — Эй-эй, стой! Дальше нет ходу.