— Ну да.
Он сказал торжественно:
— Я возвожу вас королевским указом в сотники!
Элеонора нахмурилась и посмотрела на отца с такой укоризной, словно ожидала производства меня в генералисимуссы.
— Спасибо, — сказал я настороженно, — но где же сотня? И — золотыми сотня или серебром?
Он поморщился.
— Доблестный герой, ты не так все понял… Сотню не дам, ни золотом, ни людьми. Денег жалко, а людей нет. У меня самого не наберется сотни воинов. Наше королевство избрало путь наращивания экономической мощи, как ты сам прозорливо заметил… с чьей-то помощью, наверняка, потому мы сократили военные расходы. Правда, не без давления со стороны победителя, но это частности.
— Но тогда какой я сотник? — сказал я резонно. — Без сотни?..
Он задумался, поскреб бороду.
— Гм… тогда нужно что-то такое, чтоб сопровождало тебя во всех странствиях…
— И не тяготило, — вставил я. — Это к тому, что золотые копыта моему коню ни к чему: тяжело и непрактично.
— Тогда титул, — сказал он, загораясь, — титул ничего не весит!
— Вы хороший король, — сказал я одобрительно, — это же надо так одарить, даже не открывая кошелек, а не то что казну!.. А то бывают же рубаха-парни: полцарства за коня, другую — в приданое… Вы ничего не профукаете!
— Потому и богатеем, — сказал он довольно.
— Весьма впечатлен, — сказал я. — Кланяюсь и удаляюсь в полнейшем восторге от ваших умений беречь казну и законы королевства.
Элеонора вскрикнула:
— Нет-нет!
— Что? — спросил я тупенько.
В ее глазах я видел сердитое, что нельзя покидать короля без его позволения, но вместо этого сказала быстро и почти умоляюще:
— Останься! Его Величество еще не все сказал и не все извелел. А ты не спеши, не спеши.
Король смотрел рассерженно, я поклонился и сказал с предельнейшим уважением:
— Ваше Величество, вы поступаете очень мудро и расчетливо! Всегда можно найти способ поощрять как подданных, так и гостей столицы с разными понаехавшими, без ущерба для казны. Ну там дипломы, почетные грамоты, всевозможные сертификаты… Вам это ничего не стоит, а человечек доволен, на стену вешает в рамочке, гостям показывает и раздувается, как жаба на теплом болоте, от непомерной гордости. Вообще короли могут чеканить людей, как и монету, присваивая те или иные достоинства. На одном и том же кусочке меди можно поставить клеймо с одним су, а можно с пятью, и все окружающие будут один считать в пять раз ценнее другого, хотя вес тот же…
Он слушал с великим удивлением, но очень внимательно, глазки заблестели, а потом и вовсе разгорелись государственным азартом.
— К примеру, — сказал я проникновенно, — можно давать звание «деятель культуры», и все будут принимать такого, как деятеля культуры. Даже если и будут знать, какой из него деятель, тем более — культуры… Остальной же люд не знает о ваших подковерных решениях и чистосердечно принимает не по цене той меди, из которой состоят эти деятели, а по той, какую изволили на ней вычеканить.
Элеонора поглядывала то на меня, то на отца, что-то заподозрила, слишком уж я серьезен и строг, передернула плечами и перебила с жаром:
— Но люди не дураки!
— Разве? — удивился я. — Посмотрите на меня, Ваше Высочество! Второго такого вы еще не видели. И не скоро увидите.
Она пропустила мимо ушей мою попытку напроситься на комплимент, какой я умный и талантливый, сказала с жаром:
— Люди все поймут!
Я ответил ласково: