Он смотрел, как мне показалось, с удивлением, хотя и с таким же неудовольствием, но улыбался широко и доброжелательно. Я тоже так умею, всего лишь натренированная работа определенных мышц лица, у каждой профессии свои особенности.
— Мне уши прожужжали о твоих подвигах, десятник, — проговорил он веско. — Это моя вина, что я все еще не наградил тебя.
Я сдержанно поклонился, низко кланяться могу только своему вождю, а если чужому, то уже почти измена Родине и Отечеству.
— Ваше Величество! Ваши слова — лучшая награда. Другая мне ни к чему. К тому же, как я слышал, нельзя награждать чужих граждан.
Он изумился, брови взлетели совсем как у Элеоноры, когда она изволит выразить принцессе удивление.
— Разве?
— Точно, — сказал я твердо. — В той стране могут такого счесть перекупленным. Или тайным врагом.
Он сказал шокированно:
— Что, даже могут повесить?
— Я бы повесил точно, — сказал я откровенно.
Он скупо улыбнулся.
— К счастью, вы еще молоды и не управляете королевством. Думаю, уж не обижайтесь, вам рано доверять даже десяток кур. А когда повзрослеете, станете мягче и терпимее. Кроме того, если нужно наградить граждан дружественного королевства, что тогда?
— Пусть награждает свой король, — решил я.
— Но у нас награждают и чужих граждан!
— И потому награды обесцениваются, — сказал я серьезно. — Нельзя их раздавать налево и направо всем, кто протянет руку. Лучше бы по этой руке палкой!
Элеонора смотрела на меня, не отрывая взгляда, я старательно раздвигал плечи и старался выглядеть глупее и отважнее, но проклятый бес оппозиции толкает в ребро и заставляет возражать достаточно аргументированно, чего варвару никак нельзя, уважать не будут.
— Лучше бы, — согласился король мирно. — Но палкой должен не король. Король всегда улыбается и милостиво помовает дланью.
— И наклоняет голову, — добавил я. — Тоже милостиво.
— Вот-вот, вы все понимаете!
— Но помовать дланью и кивать всему, что скажут…
Он вскинул брови.
— А как же? Короли вообще не слушают, что им говорят. На то и короли! Но ты, как я вижу, скромен, как и подобает герою. Но я — Мое Величество, должен следить, чтобы виновные не оставались без наказания, а добродетельные — без награды. Иначе вся система рухнет… но это ты еще не понимаешь.
Я поклонился снова.
— Ваше Величество, детям степи незачем понимать. Нам мир дан в ощущениях! Мы сразу чувствуем то, что другим еще долго понимать и понимать.
— И что ты чувствуешь сейчас?
— Будет награда или нет, — сказал я, — мой конь не побежит быстрее, а я не научусь летать, как птицы. Так зачем мне что-то лишнее?
Он нахмурился, всматривался в меня, словно впервые увидел кочевника и старается понять нашу философию. Элеонора встала за его спиной и опустила ладони на его плечи. Взгляд ее темных глаз оставался нежным и загадочным.
— Я могу сказать зачем, — буркнул он. — Мне вообще-то, если хочешь быть таким уж честным, тоже наплевать, будешь ты награжден или нет. Это нужно для других! Порядок существует до тех пор, пока виновные, как я уже сказал, будут наказываться, а заслуженные — награждаться. Это должны видеть все! Глядя на твои награды, кто-то из лентяев и лежебок, может быть, поднимется с дивана и выйдет в опасный и трудный мир, где можно что-то совершить для города, для королевства, для короля!
— А-а-а, — протянул я, — то-то думаю, почему все, принимая награду, обязательно говорят, что рассматривают ее как аванс… Они берут аванс, а остальное пусть вносят, значит, другие. Так?
Элеонора смотрела неотрывно, лицо посерьезнело, я вроде бы говорю глупости, но король воспринимает очень серьезно, что странно, спорит и оправдывается, словно на чем-то схваченный за руку.