— Даже мышь можно продать как слона, если правильно ее упаковать! А ваши люди работают по старинке…
— Да они просто тревожатся, — возразил собеседник, толстый, даже тучный, но с непропорционально худым лицом. — Слухи всякие ходят…
— Чем тревожнее слухи, — сказал первый, — тем быстрее можно сколотить богатство.
— Только обладая аппетитом бедняка, — ответил худолицый уныло, — можно со вкусом наслаждаться богатством; только при кругозоре глиноеда можно наслаждаться по-королевски… У меня богатство… гм… уже есть. А что дальше?
— Копить еще! — сказал первый энергично.
— Зачем? — спросил худолицый. — Быть богатым в наше время как-то рискованно.
— Вы о конунге?
— Да.
— При нем станем еще богаче!
— Может быть, — согласился худолицый. — Если выполнит все обещания. А если нет? Вдруг захочет отобрать, и что мы сможем? Скажем, что это нехорошо?
— Но не дурак же он!
— Глупости делают не всегда из-за дурости, — сказал худолицый рассудительно. — Вон Энтони Пауэр — мудрейший человек!.. А как вожжа под хвост попала, что натворил?…
Они медленно удалились, иногда останавливаясь и рассматривая цветы, я не расслышал, что там случилось с Пауэром, выждал еще чуть, выскользнул на аллею и направился твердым шагом сына степей к гостевому домику.
После дождя все чисто, светло, вымыто, а дворец сверкает в солнечных лучах, как драгоценный камень. На мраморных ступенях дворца расплескалось жидкое золото, глазам больно от его блеска.
Из-под такого же тяжелого мраморного козырька высыпала группа девушек, Элеонора среди них, как гордая лебедь среди утиц и гусиц, идет ровно и смотрит перед собой, а они щебечут, верещат, дурачатся, блудливо зыркают по сторонам, где далеко за деревьями мелькают налитые молодой силой мужские фигуры не слишком скованных приличиями кочевников.
Я соступил с аллеи за толстое дерево, увидел цветочки и присел, делая вид, что считаю лепестки. Элеонора остановилась, девушки сгрудились вокруг нее, затем брызнули в разные стороны, как вспугнутые пташки. Она выждала чуть, я вздрогнул, когда ее взор каким-то образом отыскал меня через заросли цветущих кустов, и наши взгляды встретились.
— Рич, не прячьтесь, — услышал я ее чуть иронический голос. — Я вас точно не покусаю.
— Жаль, — пробормотал я, — это было бы здорово…
Прикусил язык, нельзя вставать на привычную дорожку легкого трепа, принцесса может всерьез принять мои слова, в смысле, как приглашение к флирту, продрался между двумя высокими клумбами цветущих роз на ее сторону.
Элеонора смотрит с вопросом в темных глазах, волевое лицо слегка похудело, ставши еще более элегантным и стильным.
— Подкову потеряли? — спросила она сочувствующе.
— Да меня и не подковывали, — сообщил я.
— Я имела в виду, — поправила она себя, — вашего коня.
— Да, — согласился я, — мы с ним так похожи, так похожи!.. Нет, я ничего не терял. Просто мы, кочевники, такие романтики… А это так романтично: присесть под цветущей черемухой под пение соловья!
— Вашего коня перековали, — сообщила она невесело. — И всю сбрую заменили.
— Там и так хорошая сбруя, — ответил я. — Как и седло. Недавно купил. Задешево.
Она слабо улыбнулась.
— Просто знак внимания. Ярл Элькреф старается сделать для вас все…
— …чтобы я поскорее убрался, — закончил я. — Да уже и сам готов, хотя для меня собраться — затянуть пояс.
Дворец за ее спиной пронизан светом и солнцем, и сам словно из сгущенного солнечного золота. Принцесса с ее черной копной волос на его фоне как благословенная ночь, полная желанной прохлады и отдыха, а темные глаза смотрят загадочно и полны жгучей тайны.