— Рич, остановись!.. Рич, прекрати!
Я тряхнул головой, кровавая пелена наполовину опустилась с глаз. Сквозь розовый занавес с плавающими красными пятнами проступил двор. Двое телохранителей конунга выставили перед собой копья, во дворе странная тишина, а сам конунг вскочил с кресла, в его руке блистает меч.
Кто-то ухватил меня за руку.
— Остановись!
Я с рычанием выдернул локоть из пальцев Ланаяна. Зрение очистилось, наконец-то увидел за собой дорогу, по которой прошел почти к самому креслу Бадии. Широкий такой тракт, где лежат, постанывая и хватаясь за ушибленные места, не только удалые драчуны, но и трое из телохранителей конунга. Сам он бледен, а в руке подрагивает обнаженный меч.
— Неплохая забава, — прорычал я и взмахом руки стер остатки кровавой пелены с глаз. — Если для детей. Вот только для мужчин такие игры перестают быть играми.
Конунг перевел дыхание, рука его красивым жестом бросила меч в ножны, а сам он выпрямился и мигом из воина превратился в правителя.
— Берсерк, — определил он полностью контролируемым голосом. — Ценный воин. Очень хорошо… Так и не надумал ко мне на службу?
Я покачал головой.
— Нет. Я вольный сын степи.
Он проговорил, тщательно выговаривая каждое слово:
— Я могу найти тебе достойное место и в степи. Ты станешь сотником, когда придешь ко мне. И сотню воинов дам не простых, а отборных удальцов!
Я сделал вид, что заколебался, пробормотал:
— Сотником?
Он едва сдержал вздох облегчения, я видел, какого труда стоило оставаться таким же бесстрастным.
— В первый же день!
— Подумаю, — ответил я и посмотрел ему в глаза. — Если сотником, то… подумаю.
Ланаян почти насильно оттащил меня на другой конец двора. На лице удивление и тревога, то и дело оглядывался, наконец прошептал:
— Зачем?
Я буркнул:
— Как гордый сын степи, ответствую…
Он отмахнулся.
— Да знаю я, какой вы сын степи. Ни разу не теряли головы! А сейчас зачем?
Я вздохнул.
— Не поверишь, но в самом деле потерял. Иногда и такой замечательный умница, как я, та-а-акой дурак! Но спорить с дураком бесполезно — по себе знаю.
Он смотрел недоверчиво, все еще уверенный, что лишь изображал зачем-то ярость, вот так другие о нас иногда думают даже лучше, чем мы о себе, что вообще-то удивительно.
— А насчет «подумаю», — спросил он, — зачем?
— Ты же догадался, — сказал я. — По глазам вижу.
— Чтобы оставили в покое? — спросил он. — Да, конунг мог бы приказать тайком подстеречь и зарезать. Правители иногда поступают, как… правители. Но вообще-то на вашем месте можно в самом деле принять такое предложение…
Я буркнул: