— Может, — сказал я, бросая ему спасительный круг, — ты силен в бою голыми руками?
Он прошипел люто:
— Я убью тебя! Если не убью сейчас, подстерегу ночью и убью в спину!.. Ты не будешь жить и смеяться…
— Смеяться будут другие, — согласился я. — Но спасибо за предупреждение.
Мы сшиблись в середине, я уперся в землю и несколько мгновений выдерживал шквал атак. Толпа вскрикивала, как один человек; в какой-то момент мы сцепились так плотно, что если нас разорвать насильно, брызнет кровь, затем снова разъединились на расстояние вытянутых рук и щупали друг друга, стараясь поймать на боевой прием.
Он хватал и бил так, как убивают часовых, но я ускользал, удары отзываются болезненно, но ни один не смертелен, успеваю сдвинуться, но теперь вижу, что свести схватку к шутке не удается, кто-то должен погибнуть, что совсем пока не нужно. С другой стороны, этот Корн не прост и вызван из степи в город не случайно. Он и Рогозиф здесь с какой-то целью. Как и все эти ветераны…
Мы оба все убыстряли схватку, ошибки начинают проскакивать с обеих сторон, но я первым поймал на сложный прием. За нашим хриплым и надсадным дыханием никто не услышал хруст костей. Я тут же выпустил из рук обмякшее тело и отступил, чувствуя, как грудь жадно требует свежего воздуха.
Дрожащие пальцы подобрали пояс, пот застилает глаза. Кто-то из кочевников услужливо помог мне надеть через голову перевязь и подтянуть пряжку потуже. Элькреф подхватил Элеонору под руку и увел почти насильно, она оглянулась в дверях, я перехватил взгляд ее расширенных глаз, но Элькреф потащил с силой и закрыл за собой дверь.
Я смахнул соленую влагу с лица, конунг все так же смотрит, сильно наклонившись с кресла, будто готовится встать, лицо стало темнее июньской тучи.
— Пусть отдыхает, — сказал я хриплым голосом. — В другой раз будет осторожнее болтать языком.
Несколько человек быстро подняли грузное тело и унесли. Нескоро разберутся, что их друг не просто выбит из этого мира, но даже когда очнется, с переломанным хребтом никак не подстережет меня ночью с кинжалом в руке.
Конунг с кислым видом пару раз хлопнул в ладоши.
— Ты хорош, — сказал он как можно спокойнее, как должен вести себя беспристрастный судья. — И победил честно. Как, говоришь, называется твое племя?
— Клан Робких Зайчиков, — ответил я с вызовом.
За столом заревели, но конунг не позволил губам дрогнуть в усмешке, смотрел очень внимательно, лишь брови чуть приподнялись, а взгляд стал острее.
— Не слышал о таком.
— Мир велик, — ответил я. — Еще услышите.
В толпе довольно заговорили, гордые ответы нравятся всем, всяк отождествляет себя с героем, который может дерзить власти.
Конунг кивнул.
— Не сомневаюсь. Не хотел бы пойти ко мне на службу?
— Нет, — отрезал я.
— Почему? — спросил он с интересом. — Лучше служить сильному вождю. С ним больше славы, чести, наград, захваченной добычи. Зачем прозябать в неизвестности?
— Я сын степи, — ответил я гордо. — Бродяга и романтик. Мчаться по бескрайней степи, укрываться звездным небом — разве не счастье? Что хорошего жить в городе?
Он помедлил с ответом, глядя на меня испытующе, затем улыбка раздвинула его твердые губы.
— Но ты же нашел?
— Я всего лишь гонец от ярла Растенгерка, — напомнил я, — к его брату ярлу Элькрефу. Завтра поеду обратно в степь.
Он кивнул.
— Ярл Элькреф стал слишком похожим на горожан и потому долго раздумывал над ответом, когда требовалось сказать «да» или «нет». Но сегодня ты получил письмо к его брату…
Все знает, мелькнула злая мысль, везде обзавелся шпионами.
— Да, — сказал я, — и завтра уеду. Но я ничего не нашел в городе и даже одной ночи не провел в нем. Всякий раз брал коня… своего или чужого, и… здравствуй, ночная степь! Здравствуй, бешеная скачка под родными звездами!