Она изумилась:
— За что?
— Разве я не спас обеих?
Она фыркнула.
— Может быть, они хотели на обеих жениться! Мужчины были все рослые, красивые… А ты все испортил. Вернее, сперва один там был… потом ты явился. И вообще… спасать — долг мужчин. За долг не благодарят.
— То-то мы у вас кругом в долгу, — сказал я невесело. — Конечно, узнал… не надо, не благодари, это же долг…
— А я и не благодарю, — сказала она нахально, но глаза лучились такой благодарностью, что стало неловко, и я малость поцарапал когтями землю.
— Карнисса уцелела только в одном месте, — сообщил я. — На другом конце Гандерсгейма. Почти под Великим Хребтом. Как я понимаю, это в месте, где сам хребет сползает в море, отгораживая Гандерсгейм, как и все Сен-Мари, от остальной части материка… Гора называется Карагиле, там вообще много эндемиков. Кроме травы, там живут дивные бабочки с расцветкой, как у соек, нигде таких больше нет… И жуки, какие там жуки! Надкрылья в самом деле металлические, лапки из молибдена, а рога так вообще сказка… По четыре у каждого, представляешь?
Морщась, как от сильной зубной боли, она повернулась к внимательно слушающей принцессе.
— Ты все еще влюблена в ту занудную жабу?
— Шумил не зануда, — возразила принцесса. — Он внимательный к мелочам. Это хорошо.
— У тебя все, — обвинила Мириам, — что жабье, то и хорошо!
— Да, — согласилась принцесса, — жабы — это прекрасно!
Мириам буркнула:
— Ты даже не заметила, что он все придумал! Откуда ему знать, какие там бабочки? Или жуки… Ох, как нас легко обманывать…
Она с тоской посмотрела на быстро темнеющее небо. Звездный склон неба становится чернее и круче, звезды рассеялись по небу вольно и бесцельно, мерцают вразнобой, торопливо наслаждаются свободой, пока не выйдет царственная луна, солнце ночи, владыка мертвых и нечисти.
— Скорее бы утро, — произнесла она. — Скорее бы отцу это волшебное растение… Силы вернутся к нему, хвори отступят.
— Так с другими бывало? — спросил я. — А то слухи слухами…
— Да, — сказала она. — Он снова возьмет в руки меч, а голос его обретет силу…
Я кивнул.
— Там в чем дело? Или ты хочешь, чтобы именно я нарвал ему этой травы?
— Цветов…
Я отмахнулся.
— Все равно трава. Я ее не различаю.
— Я объясню!
Я помотал головой.
— Все равно не. У нас, драконов, глаза по-другому устроены. Для нас трава одинакова вся. Да и лапы мои для того, чтобы рвать на куски других драконов, рушить башни, ломать стены…
Она вздохнула, покачала головой.
— Тебе достаточно отнести меня туда. Я нарву сама.
Я удивился: