В ночи при свете факелов и костров стальные доспехи блестят влажно и грозно, как панцири могучих жуков, которым не страшны даже муравьи с их всерассекающими жвалами. Ночь тиха, однако знамена легонько развеваются, словно от гордости и бахвальства, стремясь показать начертанные на их полотнищах девизы и красочные гербы.
— Вы их видите? — спросил я.
— Ничего не видно, — ответила Мириам сердито.
— Только костры, — чирикнула принцесса. — Это костры, да?
— Эх, человеки, — сказал я снисходительно. — Тоже мне, цари природы… там армия на марше. И направляется, что интересно, туда же, куда и мы.
Мириам вскрикнула испуганно:
— Их надо опередить!
— Думаешь, — усомнился я, — все идут траву рвать? Сколько зело больных, однако, в ваших королевствах.
— Не знаю, — огрызнулась она. — Я вообще-то предпочла бы нарвать, пока никто не видит. Мне нужна только карнисса, а не драка за нее!
— Странно, — протянул я, — мне казалось, вы, люди, больше всего знаете толк в драках. И песни у вас о драках, и легенды, и вообще вся жизнь из драк, драчек и драчонок. И драчищ, когда деретесь не сами по себе, а под знаменами своих властелинов.
— Это драки по необходимости, — сказала она с достоинством. — А также ради пастбищ для скота, жизненного пространства и всяких удобств. Глазам кочевника больно, когда он видит на горизонте юрту соседа!.. А тут, куда ни посмотри, уже юрты. Как тут не воевать?
— Да, конечно, — поддакнул я. — Все войны у вас только по необходимости! Острой. Острейшей. Ну, которую никак не избежать. У вас всего удается избегать, кроме войн… Ура, вон там высокая гора!
— И что? — спросила Мириам.
— Переждем ночь, — сказал я твердо.
— Чего-то боишься?
— Я вообще-то бесстрашен, — ответил я с достоинством, — однако что-то слишком это легко. Если верить тебе, то до нужной нам долины рукой подать. Прилетим, нарвем в потемках и улетим. А трава дневная или ночная?.. Ага, задумалась. Значит, дневная. На ночь, возможно, не только листки закрывает, но и в землю втягивается. Видывал я такие… Словом, ждите до утра. Уже недолго.
Я заметил высокий каменистый холм с двугорбой вершиной, спланировал и как можно мягче опустился, поблизости могут быть конные разъезды и мелкие заставы.
Мы едва успели устроиться на ночь, как на востоке край неба начал светлеть. Усталые женщины заснули все равно, а я поневоле остался на страже, наблюдал, как медленно поднимается по небосводу нежная алость, словно румянец на щеках стыдливой девушки.
Варварами управляет некто или нечто, но я так и не понял, кто или что. Под что имею в виду не Всемирное Зло или осточертевшего Темного Властелина, а идею или что-то вроде жажды дойти до последнего моря, что вдохновляла романтиков Чингисхана.
Одно ясно четко: объединить и направить на Орифламме сумел вовсе не тот, кто привел их туда. И даже сейчас, когда они воюют друг с другом, у них есть нечто общее, болевая точка или место наслаждения, которую хорошо бы отыскать…
…до того момента, как этот некто снова возьмется теребить этот чувствительный нерв.
Мириам зевнула, приоткрыла глаза.
— Доброе утро, — сказал я ласково.
— Утро добрым не бывает, — отрезала она.
— А-а, — сказал я с сочувствием, — головная боль мучает?
— Моя головная боль пока спит, — буркнула она и кивнула на сладко свернувшуюся калачиком принцессу: — Ты готов?
— Позавтракаем?
Она скривилась.
— Только если очень быстро. Но тебе твоей волшебной еды будет мало?
— Ух ты, — сказал я пораженно, — ты начинаешь заботиться и обо мне?