Мы бежали и бежали, чувствуя, как пересыхает во рту, а в груди разгорается пламя. Впереди почему-то все слышнее рев реки, а когда кусты распахнулись под нашим натиском, мы едва не сорвались с каменной плиты в бездну, где ревет и пенится бурная и очень быстрая река.
Омаль развернулся и ухватился за рукоять меча.
— Если они перебили воинов того племени, — сказал он решительно, — мы встретим оставшихся и зарубим их!
— А если они все остались целы? — спросил я с горечью. — Наверняка все. А вот мы…
Я схватил его за плечо, рванул на себя. Омаль потерял равновесие, а я толкнул еще раз уже в сторону обрыва и полетел вниз вместе с ним. Омаль стиснул челюсти, и ни звука не вырвалось из его рта, хотя в глазах был ужас и ожидание неминуемой смерти.
— Я не спросил, — крикнул я, — каким стилем ты предпочитаешь…
Сильнейший удар о воду оборвал умничанье, второй удар был снизу в подошвы. Нас понесло, переворачивая и швыряя, как тряпичные куклы. Омаль вынырнул неподалеку, я протянул ему руку, но он даже не посмотрел на нее и бешено работал всеми конечностями, стараясь подгрести к берегу.
Нас несло между высоких стен, рев становился все громче, я понял в ужасе, что этот чудовищный грохот идет от невидимого сейчас водопада. Целая река падает куда-то вниз, а там даже страшусь представить, что ждет…
— Это конец? — крикнул он.
Голова его и плечи иногда высовывались настолько, словно он стоял на дне, подгибая колени.
— Все так думают, — ответил я бодро. — Держись!
— За что?
— За самолюбие!
Грохот водопада заглушал все звуки, я набрал в грудь побольше воздуха, мощный поток увлек прямо в падающую в бездну струю, размером с Ниагарский водопад. Я скользил, как по стеклянному ложу, дивный вид, если посмотреть налево, еще более дивный, если направо…
Но я посмотрел прямо и от ужаса похолодел всем телом. Острые камни высовываются, как зубы исполинского зверя, однако струя падает все же не прямо на них, я ощутил, что запас воздуха уже вышел, поспешно сменил его на новую порцию, и в этот момент вся масса падающей воды обрушилась в вырытый ею глубокий бассейн.
Я думал, что никогда уже не вынырну, хотя вроде бы и мчусь к поверхности, как пробка, наконец там посветлело, я увидел рябь множества пузырьков. Меня выбросило наверх с такой силой, что я увидел свои пятки в воздухе, затем снова в воду, но на этот раз я чувствовал, что спасен.
Некоторое время я позволял воде просто нести себя, как бревно, по мне даже лягушки пару раз прыгнули, затем поднял голову и начал осматриваться.
Течение все еще быстрое, но вода уже не бурлит, не клокочет. В сторонке мелькнуло серое, я не успел подгрести и протянуть руку, как на поверхности показалась мокрая голова Омаля.
Он отфыркивался, отплевывался, глаза дикие.
— Вы знали?
— Опыт, — сказал я лаконично.
Он огляделся, сказал счастливо:
— Мы только что миновали границу королевства!
— И что, больше не погонятся?
— Ни за что, — заверил он. — Они выгнали нас к соседям, сейчас хихикают. Дескать, вредить будем им, а это всегда приятно.
Мы гребли потихоньку, сберегая силы, в направлении берега, но вода унесла обоих довольно далеко, прежде чем ноги ударились о дно, а пальцам удалось ухватиться за свисающие в реку корни.
Омаль выбрался первым и распластался у самой воды, раскинув руки и тяжело дыша. Я выкарабкался следом, долго отплевывался, стоя на четвереньках, во рту слизь и даже стебли речных растений, словно побывал утопленником.
На берегу в полумиле от нас возвышается странная уступчатая пирамида, я долго всматривался, ломая голову над знакомой конструкцией.
— Пирамида ацтеков, — пробормотал я. — Странно, очень странно…
Омаль осторожно поинтересовался: