Оказывается, вся эта громада волос скреплена массой шпилек и незаметно перевязана ленточками. Как только их вынули, на плечи, спину и на грудь хлынули водопады чистейшего золота, на стенах заблистали радостные сполохи.
Мириам возилась с ее волосами с явным удовольствием. Я смотрел с интересом, все при деле, Мириам наконец произнесла в пространство:
— Бедный ребенок!
— Какой же бедный, — возразил я. — Вот, все платье расшито золотом! И пуговицы из драгоценных камней…
— Она разлучена с любимым, — пояснила Мириам, — пусть и воображаемым.
— С воображаемым нигде не расстаются, — поправил я.
— Когда натыкаешься на такую вот жабу с крыльями, — сказал Мириам, — все воображение рассыпается. И еще она выдернута из родного гнезда.
— Из гнезда сама выпала, — уточнил я. — Как птенчики в летнюю бурю! Но те не виноваты, а она сама…
— Женщина никогда ничего не делает сама, — сказала Мириам твердо, — мы только реагируем на ваши обиды.
— Как?
— По-разному, — сказала она. — Да, по-разному. Одни дерутся, другие убегают…
— Головой в окно, — сказал я саркастически. — Или с башни! Тоже мне выход!
— Честь дороже жизни, — сказала она надменно. — Но ящерице такое не понять. В общем, Вики нужно поскорее как-то вернуть. Здесь она погибнет, как нежный цветок на палящем солнце. Ярл Растенгерк, наверное, уже убрался в свои проклятые степи…
Я пожал плечами, спина захрустела костяными пластинами, а гребень гордо поднялся, как невысокий парус.
— Возвращай. Я спас ее, это достаточно.
— Ты не спас, — возразила она.
— А кто ее поймал? Она, знаешь ли, тоже, можно сказать, летела!.. Красиво и гордо. И, наверное, осталась бы в песнях и примерах для таких, как ты, дура неграмотная. Хотя нет, ты ж письмо прочла… Признавайся, где научилась? Как Тарзан в лесу?
Она зло ощерилась, словно загнанный в угол зверек, глаза забегали из стороны в сторону.
— Что ты прыгаешь, — сказала она, переходя в атаку, — как мелкий воробей, ты же дракон все-таки, держись достойно. Сам не понимаешь, что спрашиваешь! Ты не спас, а продлил мучения. Спасти — это передать в надежные мужские руки. Чего принцесса и жаждала всем сердцем. Как все мы вообще-то жаждем. Так и случилось бы, не перехвати ты по дурости и жадности письмо! Вики, кому ты писала?
Принцесса сказала печально:
— Своему дяде. Он сейчас в королевстве Дурган обучает местных строить глубокие шахты.
— Ну вот, — сказала Мириам. — Видишь? Дядя, возможно, успел бы ее спасти.
— Как? — удивился я. — Он умеет летать? Да и вообще… Нужно мне было то письмо! Я просто наказал дурака, что, как и ты, вышел за границы дозволенного.
— Люди всегда выходят за границы дозволенного, — отрезала она. — Если бы не выходили…
— То бы жили в райском саду, — вздохнул я.
— Но ты сожрал невинного голубка, — продолжила она неумолимо, — морда ненасытная! И тем самым причинил непоправимый вред.
Я поскреб голову когтями. Мириам невольно сжалась и даже отшатнулась, но осталась на месте.
— Какой же непоправимый? — возразил я. — Она спит под моим крылом! Разве это не высшее щасте?
Она набрала в грудь воздуха, глаза загорелись праведным гневом, а щеки вспыхнули так ярко, что стали цвета ее великолепных волос, но посмотрела на меня, стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:
— Да, наверное…