— Не дождешься, — буркнул я.
Вода хлюпала в башмаках, под коленом что-то шевелится, гадкое и скользкое. Я не поверил глазам: к обеим ногам присосались жадные и липкие, как сборщики налогов, пиявки. Я взвыл от омерзения, увидев их раздутые жирные тела. Одну попытался оторвать, лопнула в моих пальцах, руку окрасило кровью по локоть. Меня едва не стошнило, к дальнему берегу несся как бронетранспортер по мелководью. А коня тащил за собой так, что едва не оторвал голову.
Асмер догнал почти на берегу, толкнул, сказал негромко в самое ухо:
— Ты чем так разъярил Ланзерота?
— Не знаю, — ответил я. — По-моему, его милость на меня все время гневаются…
Асмер хмыкнул.
— Не все. Я слышал, как он спрашивал у Бернарда, почему Улаф так уж жаждет поквитаться с тобой, а не с ним… По-моему, это его задело.
Я молчал, приводил в порядок дыхание. Через болотце мы кое-как пробрались, но, едва вышли на сухое и твердое, наткнулись на конный разъезд горландцев. Ланзерот сразу оказался в седле, над головой сверкающая полоса стали, Бернард взревел и тоже вздыбился с гигантским топором, как геральдический медведь с берлинской ратуши, я поспешно лапнул молот. Мне показалось, что тот от возможности подраться лизнул мне пальцы, убийца, киллер.
Я швырнул, особенно не целясь, только сконцентрировал мысль на том, чтобы снести с ног как можно больше гадов, что не дают мне добраться до ворот города, где будет ванна, горячая вода, чистые простыни, телевизор…
Конники оказались не робкого десятка, к тому же их вдесятеро больше. Ланзерот рубился отважно, но я заметил, что рыцарь старается не ввязываться в схватки, не отвечает на вызовы, пропускает мимо ушей обидные клички, а с максимальной скоростью ведет отряд к главным воротам.
С башен и стен нас заметили. Засвистели стрелы. За спиной я услышал сухой стук стрел о щиты, звяканье железных наконечников о металлические шапки, но еще больше — криков, ругани, воплей. Одновременно от ворот донесся скрип, темная стена поползла вверх.
Конь подо мной шатался, я умолял его добежать, хлопал по шее, обещал золотые горы и ясли полные овса, пена летела во все стороны.
Ворота со скрипом начали подниматься. Мы с Рудольфом проскочили, пригнувшись к конским шеям, и тут же за спинами, едва не оборвав конские хвосты, рухнула тяжелая металлическая решетка.
Навстречу выбежали темные тени. Я проскочил мимо, широкий проем надвинулся и остался позади. По обе стороны бегут люди с факелами, а за спиной рубка, крик, там сбивают один другого с ног, лишают жизни. Затем створка ворот медленно отрезала крепость от враждебного мира.
В глазах потемнело, я почти рухнул с седла. Смутно чувствовал, что с меня сняли шлем, присвистнули, тут же принялись перевязывать голову. Бернард слез с коня сам, Ланзерота вынули из высокого рыцарского седла и унесли, он не двигался. Мне было гадко, в голове треск, все тело вопит от боли, суставы выворачивает, а во внутренностях как будто раскаленный в огне валун.
Асмер прокричал мне в ухо:
— Дик, мы все сумели!.. Сумели!..
Он хотел явно хлопнуть меня по плечу, но глаза побелели от боли, он пошатнулся. Его подхватили под руки, хотели увести, но он с усилием отстранился.
— Что сумели, — сказал я горько. — Везли, везли… А перед самыми воротами потеряли. Так по-дурацки.
Асмер тяжело дышал, оглядывался налитыми кровью глазами. Бернард кивнул мне с самым заговорщицким видом.
— Дик, ты хороший парень, хоть и колдун. Если честно, то в повозке были только камни.
Я ахнул.
— А… мощи?
— С мощами все в порядке, — успокоил он.
— Вы их не везли?
Бернард подмигнул мне, конь положил морду ему на плечо. Бернард погладил его по шее.
— Иду, иду…
Его шатало, но он оперся на коня, и они пошли через суматоху по залитому лунным светом каменному двору.
Асмер сказал мне терпеливо:
— Везли, Дик, везли! Из монастыря святого Тертуллиана. Но потом, еще до того, как встретили тебя, ночью отправили троих с мощами в ларце. Верхом. Тайком. А сами тащили повозку с булыжниками в мешках. Заодно намекали всюду, что везем еще и оружие.