Мэллит по-кошачьи потянулась и свернулась калачиком на постели. Родичи были убеждены, что она по-прежнему больна, и тем более никто не предполагал, что больная ночами ходит по дому, подслушивая и подглядывая. Мэллит боролась за жизнь и рассудок Альдо, это сделало ее дерзкой и осторожной, как куница, ставшая символом ее народа. В Агарисе не знают, что главное святилище общины находится в доме скромного Жаймиоля, и здесь же старейшины ведут тайные разговоры. Старейшины не знали, что дочь Жаймиоля за ними следит, а Альдо Ракан не знал, что все это ради него. Дважды в Ночь Луны Мэллит выбиралась в город.
Гоганни не осмелилась войти в дом принца, но с его другом она говорила. Тот был добрым и верным, Мэллит доверяла ему, а теперь его не будет. Девушка вздохнула – Ночь Луны не скоро, когда она настанет, прозванный Иноходцем будет подъезжать к Маоске. Плохо, когда уезжают друзья. Плохо, когда любимым грозит беда, но всего хуже, когда ты не знаешь, когда и из какой тучи ударит молния…
Зазвенели отвращающие зло колокольцы, повернулась узорная ручка, Мэллит еще больше съежилась, притворяясь спящей. Вошла старая Фалли и с ней кто-то еще.
– Встань, названная Мэллит, и приветствуй достославнейшего.
Девушка вздрогнула, как вздрагивает внезапно разбуженный человек, просчитала мысленно до семи и вскочила, хлопая глазами.
– Не поднимайся со своего ложа, дитя мое, – Енниоль говорил очень мягко, так говорят с больными людьми и испуганными животными, – я хочу расспросить тебя о том, что ты испытываешь. Твоя болезнь затянулась…
Еще бы, ведь это связано с Альдо. Если она слаба, значит, на него нацелена чужая волшба, вот пускай и ищут, и берегут Альдо от всех зол, сколько бы их ни породила земля. Енниоль мудр, но даже мудрый не сравнится в хитрости с женщиной, если она любит и борется за любимого.
3
– Ну, ваше крысейшество, – Робер Эпинэ отвесил занятому куском сыра Клементу шутовской поклон, – завтра отбываем. Надеюсь, в Кагете вы воссоединитесь с вашими родственниками.
Крыс оторвался от сыра, внимательно посмотрел на талигойца, чихнул и почистил и без того чистые усы.
– Жениться вам надо, ваше крысейшество, – изрек Робер. – Вот встретите какую-нибудь длиннохвостую красавицу, влюбитесь…
Клемент не дослушал, вернувшись к куску сыра, на первый взгляд слишком большому для столь маленького существа, но аппетит у питомца Эпинэ был потрясающий, за день он мог слопать больше, чем весил сам. Робер усмехнулся и принялся за сборы, оказавшиеся недолгими. Вещей у изгнанника было неприлично мало, да и те в подавляющем большинстве были куплены за гоганское золото. И тем лучше, одинокому человеку незачем пускать корни, особенно на чужбине. Если рыжие и впрямь помогут и Раканы свергнут Олларов, Роберу Эпинэ после смерти деда придется вести жизнь талигойского герцога, но сначала нужно миновать три горы и четыре смерти.
Оглядев чужую, хоть и богато обставленную комнату, Робер понял, что предпочел бы уехать немедленно. Он бы и уехал, но из Агариса ночью без особого разрешения не выпускают, да и с Матильдой и Альдо нужно попрощаться. Робер махнул рукой и занялся оружием, единственным, не считая фамильного кольца, что связывало его с домом, если, конечно, забыть о памяти.
И шпага, и кинжал были в отменном состоянии, но Иноходцу нравилось касаться старинной стали. Кинжал с молнией на клинке принадлежал еще маршалу Шарлю. В семье к этому человеку относились по-разному. С одной стороны, именно он прикрывал отступление разгромленного Придда, с другой – уцелел во время захвата Кабитэлы и принял предложенную узурпатором должность. Дед и отец считали это позором, и Робер был с ними согласен, но фок Варзов полагал, что предок был прав. Дескать, дело воина защищать свою страну от внешних врагов, а не воевать со своими. Фок Варзов упрям, как бык, он их не выдал, но и не поддержал… Вряд ли ему понравится, что Робер Эпинэ станет добиваться от Адгемара разорения Варасты, но гоганы правы. Оллары не гнушаются ни подкупами, ни предательством, ни ударами в спину, значит, и против них хороши любые средства.
Угодливый стук в дверь возвестил о приходе слуги, за которым маячила крохотная фигурка в огромной шляпе. Мэллит! Он и не надеялся… Иноходец с трудом справился со своими чувствами. Слава Создателю, в комнате горела всего одна свеча, а он сидел в тени. Слуга помог «рассыльному» распаковать корзину, поклонился и ушел. Эпинэ торопливо запер дверь.
– Мэллит! Ты рискуешь…
– Но ты уезжаешь, – гоганни освободилась от чудовищного головного убора и перебросила косу на грудь, – я не могла не прийти. Луна на нашей стороне. Ночь Флоха еще не скоро, но я хотела проститься.
– Мэллит, – Роберу было все равно, кто такой Флох, но нужно было что-то спросить. Что-то, чтоб Мэллит говорила, а он мог молчать, смотреть на нее и думать о ней. – Мэллит, кто такой Флох? Я понимаю, вы не говорите о вашей вере с чужими, но мы ведь доверяем друг другу.
– …Робер, – она немного запнулась, называя его по имени, но все-таки назвала. Слова «блистательный» из уст Мэллит он бы не вынес, – это просто, но долго. Я расскажу?
– Конечно.
– Я буду говорить красиво, как в книгах. Ты поймешь?
– Конечно. – Закатные твари, почему слова теряются именно тогда, когда они нужней всего. Обычно он болтлив, как трубадур, но, когда видит гоганни, становится тупым пнем.
– Это длинная история, – с сомнением произнесла Мэллит. – Нас заставляют ее повторять с детства. Много имен, тебе будет трудно запоминать.
Он и не станет. Зачем ему гоганские боги, зато тени от ресниц на бледной щеке, падающие на лоб темно-рыжие пряди, легкий пушок над приподнятой губкой, – все это останется в его памяти навсегда. В Мэллит прекрасно все, но сердце девушки еще прекрасней, чем ее лицо. И оно отдано другому.
– Достославный Енниоль рассказал вам о сынах Кабиоховых, – начала Мэллит – но имена их вами забыты, а звали их Флох, Рох, Оллиох и Вентох. Уходя, Он оставил ИХ, дабы правили Они миром Его именем и по закону Его. И было так, как было, пока не истек Срок, и не призвал Кабиох сынов своих, и ушли Они звездной Нитью, но перед исходом каждый избрал себе деву и породил наследника. И стали сыновья своих отцов величайшими властителями земными, исполненными мощи и мудрости.
Сын Флоха получил власть над огнем земным и небесным, и завещал ему отец коня, рыжего, как огонь. Сыну Оллиоха подчинились Воды, и подарил ему отец барана, белого, как пена морская. Но у Роха родились близнецы, а у Вентоха – дочь по имени Гарелли. И решил Рох, что вышедший первым из материнской утробы будет повелевать камнями, песком и плодородной землей и получит быка, черного, как земля, а младший, именем Гох, проживет свою жизнь простым смертным. Та же участь ждала и дочь Вентоха. И было так, как было, но мудрость Кабиоха превыше мудрости сынов Его, и встретил Гох, сын Роха, дочь Вентоха, и полюбили они друг друга великой любовью, и пошли от них мы, гоххоны, что значит «дети Гоха», правнуки Кабиоховы.
Это о нас. Теперь о Вентохе. Вновь вошел он к смертной деве, и в условный срок родила она сына, и завещал ему Вентох власть над ветрами и свору псов, быстрых, как облака, гонимые бурей. И покинули Флох, Рох, Оллиох и Вентох мир сей, повелев сыновьям своим править по закону Кабиохову, но потомки избранных забыли истину и отреклись от предков своих, растеряв силу. Так утратили забывшие право на наследство, и лишь мы, помнящие и верные, имеем право на него. Так говорят достославные, – Мэллит немного виновато взглянула на собеседника, – но Альдо из рода Раканов не должен отрекаться от своего первородства. Это принесет ему беду и не принесет нам счастья.
– Ты не веришь своим мудрецам? – И пусть не верит, лишь бы верила ему, лишь бы не уходила.
– Есть притча, – золотые глаза Мэллит словно бы потемнели. – Один человек зарыл в подвале своего дома вино из красных ягод. Он завещал сыну выпить его в день рождения внука, но тот пожалел вино, и сын его пожалел, и сын сына… Прошло четыре сотни лет, и последний в роду решил его выпить, и пригласил друзей, и откопал сосуд, но пережившее свой срок вино стало ядом. Я боюсь, что ядом стало и наследство Раканов, не нужно его трогать. Ты уходишь в дурной край, чей владыка хитер и корыстен, а воины жестоки. Ты начинаешь войну, но сможешь ли остановить?
– Ты не хочешь, чтоб я ехал? – подался вперед Эпинэ.