В родном Савиньяке он бы на подобный прыжок не отважился, здесь другого выхода нет. Руки хватают рыжую гриву и становятся видны; ощущать под собой спину лошади – быть живым. Скорее! Вперед и наискосок, прочь с дороги табуна. Свист ветра, дальний гром, алая вспышка становится звездой. Неужели он ошибся? Неужели нужно назад и всё заново? Нет, из мглы проступает башня с алым солнцем на вершине, такая знакомая!
Черный маяк на горизонте, черные птицы в вернувшемся небе, под ногами – выжженная земля, мимо по оврагу катится туман, на твоей рубахе кровь, вдали громовые раскаты, башня далеко и близко, солнце становится сердцем, ветер – пеплом. Рядом, совсем рядом, бьет рогатая молния, так это грозы выжгли травы? И травы ли?
Да услышит брата брат… Вечно!
7
Холодно… Очень холодно и тихо, но снег на лице тает, значит, жив.
– Проснулся? Вот и славненько!
– Ох, слава Создателю!
Он в седле, вокруг все свои – Раймон, Мишель, Дювье… Проныра стоит, опустив голову, на серый снег падают розоватые хлопья.
– Она… скакала?
– Мы все скакали, вслед за тобой. Потом она стояла, ты сидел, а мы прыгали вокруг. Дювье аж испугался.
– Тут испугаешься. Монсеньор, вы бы спешились… Ее ж поводить надо!
Спешиться? Прямо сейчас? Рукой шевельнуть, и то трудно. Ничего, смог развернуть бурю, сползти с седла тоже сможешь, уже смог… Теперь обнять лошадь за шею. Чтобы не упасть и чтобы сказать спасибо, ее ведь никто не спрашивал, хочет ли она нестись тропами Зверя.
Под сапогами скрипит, будто выговаривая, снег, незримая игла резко колет висок, в глазах рябит, но красное солнце над черным гребнем перелеска видно отчетливо, а туча – туча заметно отдалилась, причем в правильном направлении. И ветер ослаб, плащи треплет, но так, без злобы. Артиллерии тоже не слышно, только кони железом звякают и кот орёт! Они, конечно, от Вержетты прилично отмахали, но пушечные басы разносятся далеко. Значит, бою конец, значит, получилось!
– Монсеньор, я и не знал, что ваша того ж завода, что и монсеньоров!
– Что?
– Простите, запутался. Только сейчас разглядел, на вашей то же клеймо, что у Дракко. Полумориска Монс… герцога Эпинэ.
– Лэйе Астрапэ! – Рогатая молния на золотистой шкуре. Словно всегда тут была, хотя в саду у старухи Проныра клейма еще не носила. Что ж, вот тебе и доказательство, только чего?
– Монсеньор, вы что-то сказали?
– Возвращаемся.
– А вы как?
– Отлично.
Разбираться с сегодняшним приключением придется долго, но главное он, кажется, понял! Остается еще раз проверить на себе, а потом, если потребуется, на Талиге. Окровавленный закат… Вечер.
Санкт-Петербург – Москва, 2009–2018
Приложения
Приложение 1
Усач шипогрудый блестящий больнокусающий, превеликий как Бабочка. Известен также под краткими наименованиями королевский усач и марагонский дровосек. Как отмечается в некоторых бестиариях, этимология полного названия жука не вполне ясна, так как никакого сходства с бабочками у этого усача не заметно.
Самый крупный из известных жуков Золотых Земель. В пересчёте на наши единицы измерения, самки могут достигать длины 16 сантиметров и весят до 25 граммов, самцы несколько меньше, сантиметров 10–12, но зато обладают длинными усами, превосходящими длину их тела (у самок усы лишь немного заходят за середину надкрыльев). Брюшко жука продолговатое, узкозакруглённое, снизу смоляно-чёрное с металлическим блеском. Надкрылья золотисто-каштановые, с продольным рельефом, слабо иридируют при солнечном свете. Грудь тёмная с металлическим синеватым или зеленоватым отливом и четырьмя золотистыми глазчатыми пятнами, выпуклая. У свежевыведшихся особей спинка покрыта золотистым пушком, который, однако, быстро стирается. Углы переднегруди оттянуты в мощные короткие шипы, расположенные под углом в 45 градусов к продольной оси тела. У самцов у основания бокового шипа расположен ещё один небольшой шип, а боковые края переднегруди слабо зазубрены. Переднеспинка сильно покрывает голову. Голова тёмная, с золотистыми фасеточными глазами, жвалы серповидные, очень мощные, зазубренные, у самцов крупнее, чем у самок. Ноги мощные, чёрные либо тёмно-тёмно-каштановые, с металлическим отливом. Коготки цепкие.
Очень редкий и скрытный жук, ведёт преимущественно сумеречный образ жизни (за исключением брачных турниров, о которых ниже, когда жуки могут быть активны и днём). Заметить гигантского усача можно или в полёте, когда он с гудением петляет между деревьев, или во время вышеупомянутых турниров. Обнаружение этих жуков при иных обстоятельствах возможно лишь в редком случае и при большом везении. Обитают гигантские усачи в ненарушенных еловых лесах севера Талига, Марагоны и, в меньшей степени, Дриксен, не проникая, однако, в самые северные их части. Жуки любят горные склоны, на которых можно чаще найти большие сухостойные деревья. В лесах вблизи человеческих поселений, прочищенных рубщиками от старых сухих стволов, марагонский дровосек практически не встречается.
Личинки живут в сухостойных елях, питаясь их древесиной и пробуравливая ходы. В живых, даже ослабленных, но ещё способных выделять смолу деревьях они не селятся. Не устраивает их и подгнившая древесина, так что в стволы, лежащие на земле, марагонские дровосеки яйца не откладывают. Однако в первые годы после падения ствол остаётся пригодным для их обитания, так что если в упавшем дереве уже жили личинки, то, скорее всего, они сумеют завершить своё развитие. Очевидно, что, если личинки сильно подточат сухостойную ель, это может ускорить её падение. Существует некий механизм защиты от такого развития событий: в кладке гигантских усачей не так много яиц, и при их откладывании они стараются избегать стволов, в которых уже обитают другие личинки. Здесь мнения съентификов расходятся: одни утверждают, что поедающие древесину личинки жука выделяют пахучий секрет, информирующий взрослое насекомое об их присутствии, другие же полагают, что севший на ствол усач способен различать звуки, издаваемые грызущими дерево челюстями. Действительно, доносящийся при этом из глубин сухой ели слабый скрип порой доступен даже для человеческого уха. Жучиха откладывает яйца на поверхность дерева, и они имеют цвет сухой еловой древесины, что помогает скрывать кладку от птиц, которые охотно склюют крупное, с пшеничное зерно размером, яйцо. Вылупившаяся из яйца личинка съедает его оболочку, после чего немедленно вгрызается в древесину и уходит в её толщу. Поедание оболочки очень важно, так как на ней находятся цисты особых простейших, отрыгнутые самкой из своего желудка (для чего она берёт каждое яйцо своими челюстями и выделяет на него капельку секрета). В кишечном тракте личинки простейшие-симбионты выходят из цист и помогают ей усваивать перемолотую челюстями древесную труху, разлагая древесную клетчатку и получая за то свою долю питания. Позже они сохранятся в куколке и перейдут в кишечник взрослого жука. Выросшая личинка напоминает толстого мягкого желтовато-белого червя длиной до пятнадцати сантиметров, с маленькими лапками, тёмно-медовыми сильно хитинизированными переднегрудью и головой и мощными жвалами. Перед окукливанием личинка выгрызает в дереве горизонтальную продолговатую камеру, перпендикулярную краю ствола и отделённую от его поверхности полусантиметровым слоем древесины. После чего она располагается головой к получившемуся тупику и окукливается. Происходит это осенью, а весной из куколки выходит жук. Выведшемуся жуку остаётся прогрызть небольшую толщу дерева прямо перед собой, и тогда он обретает свободу.
Личинка развивается в стволе несколько лет, так что в среднем одна сухостойная ель служит домом для одной, редко двух кладок дровосека. Такая довольно узкая ниша обитания личинок и высокая требовательность к незаселённости стволов при откладывании яиц во многом определяют крайне невысокую численность этих жуков, а освоение лесов людьми, в том числе прицельная рубка сухостоин на дрова (дабы не изводить на это живые деревья) грозят ещё больше подорвать их численность.