Читать книгу «Цикл романов "Отблески Этерны". Компиляция. Книги 1-15» онлайн.
1
Бруно взялся за прежнее, и обустроившаяся, наконец, на зимовку армия обрастала положенной по уставу мутью, словно обозная кляча – лохмами. На следующий день после прибытия командующего в Доннервальд полковнику Фельсенбургу было велено в придачу к слуге взять ординарца. Руппи поморщился и выбрал Вюнше, благо папаша Симон верзилу и так захомутал, но этого оказалось мало, через три дня фельдмаршал потребовал обзавестись еще и порученцами, числом не менее двух. От штабных красавцев Фельсенбург отказался наотрез, сошлись на легкораненых каданцах. Уступчивость Бруно объяснялась просто: вызывающих доверие бумагомарак в армии осталось всего ничего, а принц Зильбершванфлоссе привык плескаться в чернильном море.
«Забияки» бумаг марать не умели и, хоть и ходили в лейтенантах, уступали грамотностью не только выкормышам Вирстена, но и папаше Симону, так что скрипеть пером Руппи приходилось лично. Удовольствия это не приносило, но дел иного рода становилось все меньше; полковнику Фельсенбургу только и оставалось, что проверять счета, читать чужие рапорты да составлять собственные. И ждать чего-то, о чем можно написать Селине, не уподобившись при этом некоему капитану Давенпорту. Сей достойный господин ухаживал за какой-то Мелхен столь настырно, что бедняжку приходилось прикрывать то котом, то вареньем. Фельсенбург решил учиться на чужом опыте и лошадей не гнать, но при этом не давать себя забыть.
Добряк Юхан с ходу согласился доставить в Акону любой груз, но требовался повод, который, самое малое, заставит Сэль сочинить в ответ большое письмо. Не надумав ничего путного, Руппи решил выждать еще с недельку и честно признаться, что скучает, причем кошка у него собственная, а вареньем его не испугать. Затем пришло в голову изложить это в стихах, и дело пошло: отвергнутый жених веселился второй день, сочиняя оду кошачьему варенью, а то, что полковника Фельсенбурга то и дело отвлекали, превращало виршеплетство в приключение. Господин полковник ржали, как фендрик в увольнении. До той минуты, пока свежеиспеченный порученец не положил перед ним переданное с оказией письмо «от старого знакомого».
Письмо было без футляра: сложенный в несколько раз лист бумаги украшала незнакомая печать с напоминающей острую церковную крышу горой, на которую насадили грибную шляпку, видимо, имея в виду облако. Руперт отодвинул разрастающееся в поэму творение и переломил «гору» точнехонько пополам. Имя и почерк «старого знакомого» не сказали ничего, но отгадка скрывалась уже во второй строчке. Руперту фок Фельсенбургу написал офицер для особых поручений при особе командующего Горной армией генерала фок Гетца. Тот самый егерь, которого Руппи очень хотелось убить.
Наглец ухитрился пробраться в Доннервальд и желал ни много ни мало приватной встречи с Фельсенбургом. Ругнувшись, Руперт отправил Вюнше к отцу Филиберу, глянул для успокоения в окно, полюбовался выбеленной ночной метелицей улочкой и принялся думать. Бесноватый – а горник, в отличие от своего мерзавца-командующего, был несомненным бесноватым – вряд ли явился за головой Фельсенбурга, то есть за мертвой головой. Китовник наладился либо предлагать, либо требовать, но предложения и требования умные люди чем-то подкрепляют. Руппи в «горных уларах» не разбирался, однако дураком Гетц явно не был: дурак на армии, причем воюющей, не удержался бы, тем более без примелькавшегося в Эйнрехте герба. Дальше оставалось лишь гадать, но все, что фок Гетц мог предложить, он уже предложил Рейферу, причем тогда положение Бруно казалось аховым. Диктовать свои условия после разгрома и вовсе глупо, а вот капитанишка… Гантрам Бессер вполне мог додуматься до какой-нибудь чуши. Письмо намекало на нечто великое, неотложное и достойное самого Торстена, но в то, что Бессер в горных теснинах осилил старинные баллады, не верилось. О Торстене бесноватый мог судить разве что по эйнрехтским воплям…
– Нету святого отца, – Вюнше огорченно развел ручищами, словно был в чем-то виноват. – Уехал вчера, хозяйка говорит, дня на три, не меньше.
И отец Луциан раньше утра не вернется, а бесноватый ждет ответа до сумерек. Конечно, можно плюнуть и доложить Бруно, авось что умное навыстукивает.
– Найди мне Штурриша.
«Забияка» обладал очаровательной способностью – когда он требовался для какой-нибудь, по его собственному определению, скучищи, облазившие весь лагерь посланцы возвращались с пустыми руками, хотя Штурриш и не думал прятаться. Когда же на горизонте обозначались хорошие наградные, пусть и с риском при их добыче сломать шею, каданец словно из воздуха возникал, так что поиски не затянулись. Неуемному капитану именно сейчас взбрело в голову пропустить стаканчик-другой с Добряком. Судьба словно бы намекала: может выгореть нечто стоящее.
– Добренького, господин полковник, дня, – за неимением оставленной в прихожей шляпы Штурриш пригладил волосы. – Дельце?
– Дельце, – подтвердил Руппи и покосился на стол, письмо было надежно скрыто под дрыхнущей Гудрун. – Для шестерых или семерых. Один умник из горников пробрался в город и добивается встречи. Я решил сходить и послушать. Не думаю, что меня примутся убивать, но провожатые тут все-таки нужны. Двое. Если гость не вовсе балбес, его это не удивит.
– А он не совсем?
– Судя по всему. Зато почти наверняка белоглазый.
– Это-то понятно – не свихнувшись, к вам не сунешься.
– Ну отчего же? Только до меня еще добраться надо… Придется разбираться, как этот горный орел сюда залетел. Одно дело, если повезло или в охране дыры, и совсем другое, если в городе у Гетца кто-то остался.
– Почему бы и не остаться? – Каданцу явно не хватало шляпы, и он теребил шейный платок, на удивление свежий. – Горники-то в Доннервальд не просто так топали, были у них тут свои. Кого-то выловили, а кто-то и отсиделся.
– Скорее всего. Сейчас полдень. В полвторого я отправлюсь к Ратушной площади, двое пусть за мной пойдут почти открыто. Не с барабаном, вестимо, но чтоб, приглядевшись, стало ясно.
– А еще парочка, – догадался Штурриш, – пойдет тихонечко.
– Именно. Гость объявится, и мы отправимся в какой-нибудь трактир. Выгорит – к «Шестой улитке», нет – в «Розовую розу» или «Пьяницу и Бочку». Сядем подальше от посетителей, но хорошо бы их было поменьше, нам в городе только новых бесноватых не хватает.
– Так эта ж дрянь не сразу липнет, а то б мы за ними не поспевали.
– И все равно, чем меньше народу, тем лучше. В «Улитке» хозяин сам знает, что делать, а если придется к другим идти – приплатите, и чтоб лишних к нашему приходу не было!
– Не будет.
– По дороге проверите, увяжется кто-нибудь за нами еще или нет. Если в трактире я подниму стакан левой, мне нужна помощь, если потянусь – все в порядке, просто ждите и не мешайте, а вздумаю почистить рукав – затевайте скандал. Да, приглядите еще какой-нибудь подвал или сарай.
– Для папаши Симона? Приглядим, не вашу же спальню господину Киппе пачкать.
2
Первым о радости сообщил кот. Именуемый Маршалом, позабыв про куриную печень, вскричал и бросился к двери, которую Мэллит теперь запирала. Гоганни, еще не зная, что ее ждет, но не ожидая дурного, откинула приделанный «фульгатами» крюк; кот выскочил из кухни и припустил в прихожую, не переставая взывать. Так он встречал лишь Сэль, и Мэллит, обтерев руки, поспешила к двери; она как раз успела увидеть, как Маршал вскочил на сундук, что ночами служил ложем караульному, и принялся царапать засов. Затем раздался стук, и несший стражу заговорил с тем, кто ждал снаружи. Разговор был недолог, зазвенело железо, и в дверном проеме Мэллит увидела Сэль в незнакомом плаще. Подруга была весела, а за ее спиной разгружали сани.
– Ты вернулась! – вскрикнула гоганни, раскрыв объятия. – И это радость радости!
– Я холодная… – Селина отстранилась и торопливо сбросила плащ и поддетую под него куртку. – То есть я живая, просто на улице мороз! У тебя все в порядке? Маршал!
Подруга подняла урчащего кота и прижала к груди, но чёрно-белый, хоть и был счастлив, желал ощущать под лапами пол. Он выказал свое желание и был отпущен.