Приказ запоздал – возница уже прыгнул. Прямо с козел! На рейтарского офицера! Выбитый из седла Макс покатился по земле вместе с обозником, Руперт выхватил палаш, и тут что-то захлопало, будто парус порвало. Заднее полотнище фуры исчезло, из открывшейся темной пасти клыками торчали мушкетные дула. С десяти шагов… не промахнутся…
Рука дергает повод, гремит выстрел, мориск делает чудовищный прыжок, рядом знакомо свистит. Пули свистят… Рядом – это значит мимо!
– Руби, – командует Фельсенбург, разворачивая Морока, – бесноватые!
Кто-то запоздало вопит: «Засада!», ржет лошадь. Новые выстрелы, рейтары кидаются на фуры не хуже дорожных разбойников. Рядом – грязно-серый парусиновый бок, чуть дальше – козлы. Возница… другой, машет кнутом, пытается достать. Это Фельсенбурга-то на Мороке! Ну, спасибо, повеселил. Новый безумный прыжок, клинком по руке с кнутовищем… Лапы у гада больше нет. Однорукий с воем валится с козел вниз, под копыта, мориск знает, что делать дальше, и делает. Здесь – все, вот за колымагой кипит жизнь. И смерть. Лязг, хрипы, крики…
Обогнуть осевшую уродину, сдержать разогнавшегося жеребца. Ты командуешь, исцарапай тебя Гудрун… Командуешь, а не… резвишься!
Пороховой дым мешается с остатками тумана, бьются в своих оглоблях обозные клячи, снова рявкают мушкеты первого фургона.
– Вытащить тварей!
Пара «забияк» прямо с седел перескакивают на пустые козлы, лезут внутрь. Тент ходит ходуном, внутри раздается хриплый рык и тут же обрывается. Через задний борт переваливается тело и, несколько раз дернувшись, замирает. Следом выпрыгивают оба каданца, один держится за бок и ругается по-своему, Руппи понимает только половину… Что-то про Змея и, кажется, про шишки… Сосновые.
– Господин капитан, – рапортует здоровый «забияка». – Трое их там было. Остальных вытаскивать? Трупы в смысле.
– Да на кой!.. Где лейтенант Ценкер… А, вижу!
Приятель сидит на земле возле неподвижного возницы и то ли ощупывает, то ли растирает шею. Из остатков тумана высовывается конская голова. Краб! Вот ведь умница, не удрал.
– Ты как, цел?
– Кха, вроде бы. Толстячок такой мирный… был. Дрянь какая… – Макс, передергиваясь, достает платок. Верно, если нельзя вымыться, так хоть обтереться.
– Ну, – не выдерживает Руппи, – и как тебе доблестный варит?
– Он же чуть не пеной, мерзавец, исходил! – то ли удивляется, то ли жалуется Ценкер, усердно оттирая с лица что-то невидимое. – А уж зенки… Руппи, они же белые совсем!
– Белые зенки было последним, что видела Гудрун! Будешь еще… не понимать Бруно, или поумнел?
– Руппи…
– Потом поговорим! – Фельсенбург оглядел поганые фуры и хмурых солдат. – Телеги оставим, как есть, пусть думают, что это их драгуны поработали. Парни, кого-то живьем взяли?
– Пятерых, – каданский сержант, вояка безусловно опытный и видавший виды, красноречиво мотнул головой в сторону скрученных уродов, среди которых обнаружился и господин интендант. Тварь свое дело знала – и отобрала, кого нужно, и удрать умудрилась вовремя. Не ее вина, что пропали еще и мушкетеры, а Фельсенбург, отправляясь на поиски, решил занять оставшихся ревизией.
– Руппи, – Макс все еще хрипит. – Руппи… Эту сволочь надо под суд!
– Жирно будет! – Это Бермессеру – суд и папаша Симон, ну и Марге с Гетцем, а бешеные псы обойдутся. – Сержант!
– Да, господин Фельсенбург!
– Кончайте, но так, чтобы горники на своих подумали.
– Сей момент! – живо пообещал каданец и махнул рукой своим: – Уго, Кочан, быстро!
Макс не спорил, только шею потер. А пишут, удушье плохо сказывается на мыслительных способностях… Дураки пишут, хоть и ученые.
Знакомый, надоевший за ночь треск раздался совсем рядом, прервав мысль о пользе своевременного удушения. Крикнув каданцам поторопиться, Руппи повел рейтар на выстрелы, но опоздал. Все закончилось, на траве валялось четверо мертвых драгун и одна лошадь, а возле топтались парни Вюнше, к которым успел затесаться брат Орест. Тихо, спокойно, можно оглядеться, благо туман почти рассеялся, только трясины никак не сбросят сероватую тряпку. Экие стеснительные…
– Господин капитан, – рапортует здоровяк. – Согласно приказу… Повел своих, нарвался на этих. Никто не ушел, а лошадей переловили.
– Отлично, Вюнше. – В самом деле, отлично. Сбесившиеся обозники сойдут за жертву драгун, драгуны – за жертву арьергарда. Трупы убедительней «брошенной» телеги со сломанной осью и даже пушек, а место самое подходящее. Впереди маячат черные кроны долгожданной рощи, а сзади – никого. Китовники, если и не вовсе отстали, то держатся далеко.
– Лучше б вы нас совсем потеряли, белоглазые уроды!
– Совсем? – подъехавший адрианианец как никогда походил на рейтарского капитана. – Это поставит Бруно в неприятное положение.