Читать книгу «Цикл романов "Отблески Этерны". Компиляция. Книги 1-15» онлайн.

– Верю? – растерялся Иноходец. – В это не веришь, это… Лэйе Астрапэ, если б только здесь был Левий! Нельзя вечно прятать боль, и забывать тоже нельзя, то есть можно и нужно, но всякую дрянь. Лучшее остается с нами и становится нами, а любовь – лучшее, что бывает с людьми…

– Да, вы в самом деле прониклись. Пейте! Прямо сейчас.

– А вы?

– Мне это нужно меньше. Есть одна песенка… Как-то я играл ее всю ночь, чтобы унять судьбу. Утром я увидел, что гитара в крови, но судьба продолжала смеяться, я сыграл ее смех. Или плач? С этой судьбой никогда ничего не поймешь, поэтому и приходится решать. За нее, за себя, за других. Живите, Эпинэ!

– Так говорят алаты…

– Так говорит жизнь! Марианна умерла, Робер. Ошибка исключена – с баронессой были Пьетро и графиня Савиньяк. Они тоже рассчитывали на Левия, но кардинала нет, а я не стану повторять то, что и так уже в вас. Просто слушайте про звездный иней и пейте, пока можете. Назад я вас донесу.

2

Савиньяка разбудила не то резкая боль в плече, не то собственный вскрик. Приснившийся, как и боль. Маршал потянулся и провел пальцами по оставшемуся от пока единственной приличной раны рубцу, спать не хотелось, а вот от женщины он сейчас не отказался бы. Почти от любой, и она бы осталась довольна, даже Фрида, которой пришлось бы забыть о дневных желаниях и надеждах…

В предместье, где стояли «Вороные» и где заночевал Проэмперадор, наверняка бы сыскалась «вышивальщица», и даже не одна, но обсуждение Заля укрепляет целомудрие. Вечер утонул в делах, зато ночь напомнила о жизни, которая не только и не столько война. Оставалось поднять Шарли, который наверняка знал, в какие двери здесь стучат, но чужими дорогами Ли ходил редко. Проэмперадор усмехнулся и встал с ненужно широкой постели. Искушения преследовали Савиньяка лет с пяти; одним он по некотором размышлении уступал, с другими успешно справлялся, а сегодня обойтись без красотки было нетрудно.

Маршал зажег свечу и разыскал флягу с гаунасской можжевеловой. Хлебнул, запил ледяной водой, понял, что холодно, оделся, подошел к окну. Светлая от снега улочка тянулась в никуда. Небытие было мнимым, но, вынырни из лиловатой тьмы некто без тени, Лионель не удивился бы и не испугался. Интересно, как любят выходцы? Хотят они, видимо, того же, что и при жизни: Арамона жаждал сквитаться с тещей, Гизелла рвалась мстить если не Проэмперадору, то не залезшему ради «птиченьки» в полковую казну отцу… В сказках нечисть держит свои тайны при себе, и сказочников понять можно – откровения мелких душонок не напугают, а «выходцами холода», похоже, становится исключительно дрянь. К счастью, не вся. Савиньяк напоследок вгляделся в не желающую подсказывать ночь и рывком сдвинул пестрые занавески. Заль и бесноватые были важней мертвых поганцев. С точки зрения логики. Но когда по миру катается Шар Судеб, логика меняется.

Можно было растопить печь самому или кликнуть ординарца, можно было развернуть карту или еще выпить и все-таки уснуть, тем паче завтрашнюю ночь он уже отдал. Вот бы к «ставшей Залогом» заглянул еще и достославный, но так вряд ли повезет… Проэмперадор с усмешкой глянул на пустую постель и вышел. Дремавшие в передней комнате парни Уилера затрясли головами. Они все еще числились за Редингом, хотя после Гаунау родное начальство видели нечасто.

– Едем, – объявил Лионель, и «закатные кошки» взялись за плащи. Стукнул засов, лицо обожгло пока еще легким морозцем, сонно и басовито гавкнул пес. Грато маршал не седлал, просто стоял и смотрел на алую блуждающую звезду, которую впору считать своей. Зимой звезды ярче, ночи темней, а сон глубже. Зимой не воюют, а пьют вино и любят женщин, повезет – своих, единственных, нет – какие подвернутся. В холода спешить некуда, вот войны и отдыхают, набираясь сил… О весне думают лишь полководцы, но мысли Савиньяка крутились вокруг выходцев, хотя смысла на первый взгляд в этом не имелось ни малейшего. С гадючкой фок Дахе было покончено, оставалось объяснить случившееся, и сперва это удавалось, пусть и с натяжкой.

Больше других знавшийся с вернувшимися Придд считал, что кто-то – вероятнее всего полковник или его дочь – сам того не осознавая, исполнил некое условие. Это наложилось на мстительный нрав девицы, а дурная смерть в доме Селины открыла новорожденному выходцу дверь. Смерть была дурной, потому что управляющего обманули, пустив в ход имя боевого товарища…

– Монсеньор, ваш конь.

– Хорошо.

Мориски – существа нежные, но Грато привык к длинным переходам, и потом он был со своим человеком. Лошади и солдаты, если знать, как с ними обращаться, пойдут до конца, потому их и нужно беречь. По возможности.

– Уилер!

– Да, Монсеньор? – одна из черных теней за спиной приближается, становится человеком.

– Навещая госпожу фок Дахе, вы приняли меры против выходцев. Какие именно?

– Да обычные! Рябинка, свечи, ну и заговор… Здешний местные помнят, но сакацкий крепче.

– Вряд ли девица знает алатский.

– А на… то есть, зачем ей? Кошка напаскудившая «брысь» всяко поймет, только не вернуться ей! После такого-то!

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы выходец останавливал выходца?

– Нет, Монсеньор, они поодиночке ходить должны.

Одна беда – «холодные» не всегда знают, кому и что «должны». Как, впрочем, и горячие. Твой долг сделать то, на что ты способен. Твой долг не браться за то, для чего ты не годишься, так имей же разум отличить первое от второго! Ты справился с каданцами, с Фридрихом, с Хайнрихом, ведь сделать потомственного врага больше, чем союзником – победить дважды. Его и себя. И с Рудольфом ты справился, и про зелень понял больше других… «Больше». Стакан больше наперстка, только Грато из него не напоить.

Дорога была белой, чистой и ровной, как жизнь скучной девственницы. Жизнь Гизеллы фок Дахе пронеслась грязной короткой речонкой, жизнь графини Борн стыла жутким голодным болотом. Дочь хромого полковника не могла быть сильней Габриэлы! Кудлатая паршивка не убивала собственными руками и не баловалась магией. Злобы в ней хватало, но злобы визгливой и глупой, да и умерла девица без затей, однако встала именно она, причем именно встала. Поганку никто не поднимал, будь иначе, остывшая служила бы поднявшему, а она бросилась обделывать свои делишки.

До признаний Мелхен Савиньяк еще принимал доводы Придда: Габриэла умерла случайно и быстро, ничего не поняв. Гизелла знала, что ее ждет, и неистово хотела отомстить. Ей повезло с Арно, который умудрился слегка влюбиться и стал доступен. Райнштайнер именно так и выразился, но вспомнить сказку или легенду, где мертвеца поднимает одна лишь ненависть, ни барон, ни Спрут не смогли. Всегда присутствовало либо колдовство, либо вольно или невольно нарушенная клятва, либо нечто запредельно мерзкое. С Арамоной было проще – мать не сомневалась, что священника с унаром убил капитан Лаик, а потом направо и налево божился, что ничего не знает. Доклялся.

Свина увели, в доме кое-что сгнило, но больше всего досталось слугам и, отчего-то, конюшне. Уведший – Супре? Паоло? – ограничился убийцей, ну так и Зоя Гастаки не тронула бордонскую родню! При этом покойная дама чего-то хотела от Алвы, а кто-то, явно похожий на пропавшего унара, дважды являлся Мелхен. Первая встреча еще могла быть случайной – выходца тянуло то, что творилось в доме. Люди вернувшихся не за ними не видят, но девушку связали с оставшимся в аре ножом. Скорей всего, это и позволило отыскать гоганни в Хексберге, не зря же пропавший унар явился с достославным, чья смерть вряд ли была простой и приятной. Ни странная пара, ни Зоя не забыли себя и рвались спасать живых.

Арамона тоже не забыл! Рожа из багровой стала белой, но Свин остался Свином. Наплевал на какой-то приказ, узнал бывшего питомца и попытался его стравить с неким герцогом, которому не желает ни служить, ни отдавать Селину. При этом заботливый папенька с ходу справился с Гизеллой, а ведь та, в отличие от Габриэлы Борн, сумела вернуться…

– Уилер, вам было приказано остаться на пожаре, почему вы не выполнили приказ?