3
Рихард поджидал в роще на берегу Зенке. На темнеющей дороге было пусто, издали доносился собачий лай, ленивый и сытый. Эдакая идиллия, в которой погоням, заговорам и казням просто нет места. Вырвавшийся из тряского ящика Руппи блаженно потянулся и плюхнулся на траву. Максимилиан обтирал подуставшего Краба, «кучер» осматривал колеса. Фельсенбургу было стыдно за собственное безделье, но отупение перевешивало совесть.
Подошел Рихард, уселся рядом, протянул флягу.
— За удачу!
— За нее! — Один глоток, и хватит, эта роща — только передышка. — И за нас.
— Как все прошло?
— Согласно диспозиции. Даже странно...
— Господин Кальдмеер здоров?
— Не слишком.
Надо быть разговорчивей, только язык ворочаться не желает. Это даже не усталость. Наверное, так чувствуют себя осенью деревья — все идет как положено, но сам ты колода колодой, только деревьям не забираться в седло... Полчаса на бережке, и они разъедутся. Моряк отправится к морю, кавалеристы с шиком переедут Зенке и, чередуя рысь с галопом, поскачут дальше, на Метхенберг, чтобы к утру загнать колымагу в болото и с упряжными в поводу повернуть на юго-восток, возвращаясь к месту службы. К ночи лишних лошадей отпустят, и волочащиеся поводья расскажут любому о разгильдяе-хозяине. То, что Руппи успел понять о подданных его величества, подсказывало: искать оных разгильдяев, дабы вернуть им собственность, никто не станет...
— Руперт!
— Да?
— Мы с Максом хотим быть уверены... Прости, не так выразился. Ни я, ни Макс не сомневаемся...
— Но мы должны услышать это от тебя, — поспешил на помощь Максимилиан. — Вы ведь отправляетесь не в Талиг? Только пойми нас правильно.
Руппи понимал. На месте кавалеристов он бы тоже спросил, только раньше и резче.
— Мы не хотели тебя сбивать, — словно подслушал Рихард, — но теперь все получилось, осталось только решить...
— Мы уйдем на север, — перебил Руппи. — В Седые земли. Вернемся, когда в Эйнрехте не останется ни Фридриха, ни этой жабы Бермессера...
— И когда это, по-твоему, будет?
— Не позднее весны. — А вернее, уже осенью. Бабушка Элиза могла бы выжидать, иди у регента все наперекосяк, но успехов герцогиня не спустит никому, кроме сына. Будущего кесаря.
— Куда кошку денешь? — совсем другим тоном спросил Макс, и Руппи понял, что ему верят.
— В седельную сумку, куда ж еще?
— Давай мы подкинем ее в какой-нибудь трактир.
— Нет. Мне пора, иначе я просто не встану. Макс, как тебе Краб?
— Бочит, но хорош! Будто и не от самого Эйнрехта бежал, но ты ему отдышаться дай все-таки. Жаль такого загонять.
— Вот ты и не загоняй! Краб из Фельсенбурга... Не хочу его бросать на постоялом дворе.
— Мы вернем его в замок.
— Некому возвращать... Так что теперь он твой. Хочешь, расписку напишу? Хотя нечем...
— Я взял письменный прибор, — вмешался Рихард. — Расписка нужна, и не только про лошадь. Руперт, мы постараемся все скрыть... до твоего возвращения, но на всякий случай засвидетельствуй, что мы не принимали участия в налете.
— Рихард работал у дяди-законника и считался его наследником, — объяснил Максимилиан, — только дядя женился, и наследником стал его пасынок, а Рихард вступил в полк. Но занудой остался.
— На занудах держится мир, — утешил Руппи. — Давай свой прибор, фонарь и диктуй. Мне лень думать.