— Монсеньор, — Карваль смотрел на Робера, — я позавчера докладывал, что барсинцы волнуются прежде всего потому, что трусят. Мы вешаем пойманных с поличным, но горожане поверили в то, что будет порядок, и теперь идут с жалобами. Я собираюсь дать им ход, ублюдки об этом догадываются.
— Само собой, но из-за этого ты бы не примчался.
— Монсеньор, то, о чем я говорю, имеет прямое отношение к сегодняшней неприятности. Прошу меня выслушать. Позавчера я распорядился повесить убийц портного, заступившегося за жену, сама она успела убежать. Женщина искала убийц три месяца. Монсеньор, она любила мужа, и она из Пуэна...
— Выяснилось, что вдова ошиблась?
— Нет, все сошлось. Даже шрам от ножниц у одного мерзавца — портной схватился за ножницы...
— Тогда в чем дело?
— Рано утром объявилась еще одна вдова со своей матерью. Они обвиняют троих людей Халлорана. Полковник отказывается их выдать. Я как раз оказался там и допросил обвиняемых — это не ызарги.
— Но женщины настаивают?
— Да, Монсеньор, только младшая не в себе, а старшая... Ей все равно, кого вздернут, лишь бы на нем был мундир. К сожалению, горожане верят вдове, и не только верят.
— Что они делают?
— Пока ничего. Человек сорок во главе со старухой не придумали ничего лучшего, чем отправиться к казармам, куда их не пустили. Там же болтаются и барсинцы, им это нравится, но пока они молчат.
— Проклятье... Мне казалось, город в порядке.
— Мне тоже, но старуха со вчерашнего вечера заводит соседей, а люди слишком долго молчали и боялись. Теперь они не успокоятся, пока не добьются своего или пока их не поставят на место.
— То есть пока не вздернут нас с вами или пока мы не начнем стрелять?
— Я прошу разрешения поднять людей Пуэна. Ваш дом и особняк Капуйль-Гизайлей под охрану уже взяты. В Ноху я тоже сообщил.
— Хорошо. Пусть седлают Дракко.
— Монсеньор, не думаю, что...
— Когда они кого-нибудь вздернут, их будет не унять. Вспомните Маранов.
2
Лодки за полузасохшей ивой не было, как не было и определенного в лодочники Умника Ганса. Руппи пробежался взглядом и по противоположному берегу, и по самой речушке — нет, не видно. Закатным тварям забытых плащей явно не хватило, и они проглотили перевозчика. С потрохами, лодкой и веслами. Лейтенант покосился на спутников: Йозев с Грольше выглядели нерадостно, адмирал был спокоен — ни вопросов, ни советов.
— Я посмотрю, — как можно беспечней сказал Руппи. — Вы тут подождите... В тени.
— Угу, — ответил за всех Грольше. — Пошли.
Вдвоем спустились к самой воде — тина и копошащиеся в ней кряквы хранили молчание, но тревоги ничто не внушало. И никаких следов Ганса. Вообще никаких следов.
— Хватать наших орлов не с чего, — растерянно пробормотал абордажник. — Может, с лодкой чего не так...
— Пешком бы дошел, времени хватало. Будем лодку искать или подождем? Тут лучше не рассиживаться.
— Он далеко не уйдет... Торстенова сила! Рыжий! Сигналит, и, похоже, не нам.
Точно! На той стороне, полусотней шагов выше по течению, из кустов к самой воде вылез Зюсс, которому следовало караулить повозку. Яростно жестикулируя, он махал шапкой в сторону ивы. Тот, кому эти пляски предназначались, явно находился напротив Рыжего. На этом берегу!
— Ганс выше! — догадался Грольше. — И за какими кошками он туда поперся?
Этого Руппи не знал. Зюсс не выдержал, и над сонной Лягушкой пронесся прямо-таки разбойничий свист, после чего пляска возобновилась с новой силой.
— Я за нашими.