Эпинэ не поверил своим глазам. Талигойцы гнали морисков прямо на ловушки – и… ничего не произошло. Мин и волчьих ям не было и в помине, Алва в очередной раз всех обманул! Свежие тысячи обрушились на ошалевших кагетцев, те шарахнулись на талигойские копья, отлетели от нерушимого пехотного строя и в очередной раз навалились на своих. Луллак громко выругался. Адгемар повернулся к племяннику и холодно заметил:
– Сын сестры, надеюсь, ты понял, где истинное место полководца?
Принц что-то выкрикнул, этих слов Эпинэ не знал, но на лице Лиса не дрогнул ни один мускул. Следующие слова казара расслышал только Луллак и стоящий поблизости Робер, забывший сообщить Лису о своих успехах в кагетском. Адгемар выразился кратко и точно, именно так говорили владыки древности, о которых Робер читал в юности.
– Сегодня сын моей сестры видит не конец кагетской кавалерии, а, – голос Адгемара налился торжественностью, – начало кагетской государственности. Следует не рыдать, но радоваться.
4
Ричард очнулся, только когда кто-то из адуанов схватил Сону под уздцы. Остатки кагетской кавалерии в третий раз улепетывали по своим же следам. Эмиль Савиньяк зло засмеялся и стряхнул с клинка кровь.
– Жизнь прекрасна, Дикон, – генерал вложил шпагу в ножны, – но мы несколько увлеклись. Надо найти Алву.
Это оказалось нетрудным, Рокэ был среди мушкетеров, лицо маршала покрывала гарь, но он был жив и здоров, как и Бонифаций с Шеманталем. Эмиль спешился, бросив поводья какому-то солдату, Дик последовал примеру генерала. Юноша опасался выволочки за непослушание, но на него никто не обратил внимания. Алва задумчиво разглядывал в зрительную трубу кагетский лагерь, Шеманталь с обожанием смотрел на Проэмперадора и поигрывал золотым кагетским амулетом, епископ сиял, как новенькая монетка, и рассказывал, как сребролюбцы набросились на «беззащитный» обоз, где их ждали волчьи ямы, мины, укрывшиеся в возах мушкетеры и прочие сюрпризы.
– Мысль начинить пустые бочки серой, мелким щебнем, козьим салом и порохом была воистину богоугодной, – вещал Бонифаций, – сердце мое радовалось, когда возгорались они и катились под ноги нечестивым. Видел я глупцов и еретиков, воткнувших в землю копья, дабы сдержать бег огненной бочки. Взлетели они на воздух, а с ними еще два десятка нечестивцев за грехи свои были ввергнуты из огня земного в Пламя Закатное.
– Аминь! – Алва опустил трубу и повернулся к Савиньяку. – Рад вас видеть, Эмиль.
– Монсеньор, – проникновенно произнес кавалерист, отдавая честь, – приказ выполнен. Не прошло и часа, как вся толпа удалилась с поля боя, теряя все, что можно и что нельзя.
– Не обольщайтесь, Эмиль. – Рокэ опустил трубу. Его лицо ничего не выражало, разве что глаза были еще ярче, чем обычно. – Мы разогнали тушканов, это так, но я почти уверен, что Адгемар этого и хотел.
– Хотел?! – Савиньяк явно ничего не понимал.
– Если НЕ хотел, значит, он полный профан в военном деле, но это не так. Лис весьма неплохо воевал и с Холтой, и с собственными мятежниками, он неплохо разбирается и в тактике, и в стратегии. Так ошибиться он не мог.
Два генерала и епископ смотрели на Алву, ничего не понимая, и Рокэ соблаговолил пояснить:
– Почему казар не попытался остановить давку и не удержал на цепи хотя бы резервы? Почему не бросил их в бой в нужный момент? Почему не ударил из лагеря в тыл нашей пехоте, ведь возможность была прямо-таки сказочная? Почему так распределил силы? И последнее почему. Почему вообще он собрал такую ораву?
– После Барсовых Врат… – начал Бонифаций.
– Барсовы Врата ни при чем, – отрезал Рокэ, – собирать ополчение Адгемар начал, когда получил ультиматум, а перевал мы взяли неделю назад. За это время разве что гонцов разошлешь.
– Когда вы так говорите, это и впрямь кажется странным.
– Вы, Эмиль, отменный генерал, но интриган, извините, никакой.
– Как и вы. – Савиньяк казался немного обиженным.
– Не скажите. Я не терплю политику, но я в ней разбираюсь. Адгемар – Лис, он не может не попытаться проглотить сразу и утку, и курицу. Уверяю вас, борцы за свободу Талигойи в Тронко и Олларии озаботились сообщить союзнику и единоверцу о нашей армии все, что знали сами. О своем численном перевесе Адгемар осведомлен, в конечной победе не сомневается, так почему б не сыграть двойную игру? Бедняге надоело быть первым среди многих, и он с нашей помощью избавился от лишних казаронов. Полдела сделано, остается выиграть сражение, только, – Первый маршал Талига поправил перевязь, – он его не выиграет.
Глава 5
Дарамское поле
«La Dame des ?p?es»[157]
1
План Адгемара был простым и надежным. Остаться в укрепленном лагере под прикрытием артиллерии, дождаться вражеской атаки, отбить ее и перейти в наступление. Лис предполагал, что решающее сражение произойдет завтра или послезавтра (талигойцам нужно отдохнуть после схватки с казаронской кавалерией), но спешить казару было некуда. Адгемар выразил неудовольствие, когда уцелевший казарон с выпученными безумными глазами и непроизносимым именем доложил о чудовищных потерях и исчезновении и гибели четырех с лишним сотен других казаронов, включая Туххупа вместе с сапогами, но Робер не сомневался – Лис был доволен. Казароны Кагеты были сломлены, а Адгемар стал самодержавным правителем, который может не оглядываться на разномастную наглую орду. По-своему он был прав, старые обычаи тянули Кагету назад, и все равно это было подлостью.
Золотой предосенний день только начался, по покрытому трупами полю бродили хромающие кони и оборванцы из резерва, на глазах становящиеся состоятельными людьми. Лишившиеся предводителей, рассеянные дружины частью стягивались к лагерю левого крыла, частью возвращались на исходные позиции, но в подавляющем большинстве уходили, если не сказать, разбегались. Их не удерживали – они были не нужны, в распоряжении казара оставалось около сотни пушек, шесть тысяч конницы и десять пехоты, у Рокэ людей было меньше раза в два, если не в три, а артиллерией Ворон и вовсе не располагал.
Адгемар, в последний раз оглядев поле, убрал зрительную трубу и медленно, с достоинством спустился с вышки. Свита казара следовала за ним по пятам. Роберу не хотелось лицемерить, и он отстал, оказавшись рядом с бириссцами. Мильжу он знал хорошо – они вместе отходили от Барсовых Врат к Дараме, но его сводного брата Варажу, командовавшего Багряной Стражей, видел всего несколько раз. «Барсы» не подозревали о замыслах Лиса и были угрюмы. Эпинэ не сомневался, что они успокоятся, только отомстив за взятие Врат и пережитый той ночью ужас. Их Робер понимал, а вот себя – нет. Адгемар играл свою игру, бириссцы мстили, гайифцы зарабатывали. Иноходец Эпинэ представлял своего принца и, как мог, помогал союзникам, но видеть, как стреляют в талигойцев, было тяжело.
Во время восстания все было иначе, та война была дуэлью, а здесь сошлись соотечественники и те, кто никогда не желал Талигойе ничего хорошего и пытался половить рыбу в мутной воде. И еще там, среди черно-белых мундиров, был Дикон, Ричард Окделл, сын Эгмонта, которого он не взял с собой. Мальчишка запросто мог погибнуть от случайной пули или удара сабли. Конечно, он оруженосец Ворона, но что-то не похоже, чтоб Алва держал его при себе, а хоть бы и так. Алва всегда лез в самое пекло, его считали заговоренным, но его лошадей и адъютантов то и дело убивали. Может, потому в Барсовом ущелье он и отослал парня в тыл. Интересно, за каким змеем Ворон взял сына убитого врага и почему Дикон присягнул убийце отца?
– Мильжа, – бириссец оглянулся, – я хочу просить тебя и твой род об услуге.
– Говори. – Лицо Мильжи осталось каменным, но Робера это не оттолкнуло. Он чувствовал в «барсе» друга, и они вместе отходили от Врат к Дараме, а совместное отступление связывает сильней, чем три победы.