— И Катберт. Как ты думаешь, его это тоже терзает?
— Не знаю.
На самом деле Роланду было вообще все равно. Его никогда не заботило, совпадают ли его собственные чувства с чувствами кого-то другого.
— А тебя это терзает, потому что из-за тебя умрет человек?
Роланд невольно пожал плечами. Ему вдруг не понравилось, что отец так дотошно разбирает мотивы его поведения.
— И все-таки ты рассказал. Почему?
Глаза мальчугана широко распахнулись.
— А как же иначе?! Измена, это…
Отец резко взмахнул рукой.
— Если ты так поступил из-за дешевой идейки из школьных учебников, тогда не стоило и трудиться. Если так, то уж лучше пусть все там, в Тонтоуне, погибнут от массового отравления.
— Нет! — яростно выкрикнул Роланд. — Не поэтому. Мне хотелось убить его… их обоих! Лжецы! Гадюки! Они…
— Продолжай.
— Они задели меня, — закончил парнишка с вызовом. — И мне было больно. Что-то такое они со мной сделали. Из-за этого что-то во мне изменилось. И мне захотелось убить их за это.
Отец кивнул:
— Это другое дело. Пусть это жестоко, но оно того стоит. Пусть оно, скажем, не высоконравственно, но тебе и не нужно быть добродетельным. Это не для тебя. На самом деле… — он пристально поглядел на сына, — ты, вероятно, всегда будешь стоять вне каких-либо нравственных норм. Ты не настолько смышлен, как Катберт или сынишка Ванни. Но это даже и к лучшему. Так ты будешь непобедим.
Мальчик, до этого раздраженный, теперь почувствовал себя польщенным, но вместе с тем и немного встревожился.
— Его…
— Повесят.
Мальчик кивнул:
— Я хочу посмотреть.
Старший Дискейн расхохотался, запрокинув голову:
— Не такой уж и непобедимый, как мне казалось… или, может быть, просто тупой.
Внезапно он замолчал. Рука метнулась, как вспышка молнии, и сжала предплечье Роланда — крепко, до боли. Мальчик поморщился, но не вздрогнул. Отец смотрел на него долго и пристально, но Роланд не отвел глаз, хотя это было гораздо труднее, чем, например, надеть клобучок на возбужденного сокола.
— Хорошо, можешь пойти посмотреть. — Он повернулся, чтобы уйти.
— Отец?
— Что?
— Ты знаешь, о ком они говорили? Кто этот «наш добрый друг»?
Отец обернулся и задумчиво поглядел на сына.
— Да. Кажется, знаю.
— Если его схватить, — проговорил Роланд в своей медлительной, может быть, даже чуть тяжеловатой манере, — тогда больше уже никого не придется… ну, вздергивать. Как повара.