Он указал на луг на той стороне загона для лошадей, которые по-прежнему были встревожены из-за сильного ветра. Ветки ивы над нами раскачивались и шелестели листьями. Отрада для слуха, отрада для глаз.
– Мое одеяло и шадди, наверное, все еще там.
Я посмотрел, куда указал Маленький Билл. Перевел взгляд сперва на сарай, где мы нашли парнишку, потом – на спальный барак на холме. Эти три точки располагались в вершинах почти правильного треугольника: каждая его сторона была около полумили длиной, а в самом центре находился загон для лошадей.
– А как ты добрался от того места, где спал, до сарая, где спрятался, Билл? – спросил шериф Пиви.
Мальчик долго смотрел на него и молчал. Потом снова расплакался и закрыл лицо руками, чтобы мы не видели его слез.
– Я не помню. Вообще ничего не помню. – Он убрал руки с лица. Вернее, они просто упали, как будто вдруг стали слишком тяжелыми и у мальчика не было сил их держать. – Я хочу к папе.
Джейми встал и отошел в сторону, засунув руки глубоко в карманы джинсов. Я пытался сказать то, что нужно было сказать, но не смог. Вы не забывайте, хотя мы с Джейми носили револьверы, это были еще не большие револьверы наших отцов. Я был уже не таким юным, как до встречи с Сюзан Дельгадо, которую полюбил и которую потерял, но еще недостаточно зрелым, чтобы найти в себе силы сказать этому мальчику, что чудовище растерзало его отца. Поэтому я посмотрел на шерифа Пиви. Я искал помощи взрослого человека.
Пиви снял шляпу и положил ее на траву. Потом взял мальчика за обе руки.
– Сынок, – сказал он. – Сейчас я скажу тебе кое-что очень ужасное. Сделай глубокий вдох и будь мужчиной.
Однако Маленькому Биллу Стритеру было совсем мало лет (девять-десять, от силы одиннадцать), и он не мог быть мужчиной. Он завыл в голос. Когда я это услышал, мне представилось белое лицо моей мертвой матери. Я его видел как наяву. Это было невыносимо. Я знал, что веду себя как распоследний трус, но все равно встал и ушел.
Мальчик плакал так горько, что совершенно выбился из сил: то ли заснул, то ли лишился чувств. Джейми отнес его в дом Джефферсона и положил на кровать в одной из хозяйских спален на втором этаже. Билл Стритер был всего лишь сыном повара, готовившего для ковбоев, но в тот момент эти спальни все равно никому бы уже не понадобились. Шериф Пиви воспользовался телефоном и позвонил к себе в контору, где, согласно приказу, дежурил один из не самых толковых помощников, дожидаясь звонка от начальника. Очень скоро хозяин местного похоронного бюро – если в Дебарии было такое – пришлет сюда колонну повозок, чтобы забрать тела.
Шериф Пиви вошел в крошечный кабинет сэя Джефферсона, уселся на стул и спросил у нас с Джейми:
– И что дальше, ребята? К солянщикам, надо думать… И, как я понимаю, вам бы хотелось добраться туда до того, как начнется самум. А все к тому и идет, ветер крепчает. – Он тяжко вздохнул. – От парнишки вам толку мало, это ясно. Уж не знаю, что он там видел, но оно его так напугало, что у него память отшибло.
– Роланд умеет… – начал было Джейми, но я его перебил:
– Я еще не уверен, что делать дальше. Нам с другом надо посовещаться. Мы пойдем прогуляемся до старой конюшни.
– Все следы уже наверняка замело, – предположил Пиви. – Но вы, конечно, сходите, раз надо. – Он покачал головой. – Трудно было парнишке сказать. Очень трудно.
– Вы все сделали правильно, – сказал я.
– Правда? Ты так считаешь? Ну что же, спасибо. Бедный малыш. Думаю, он пока поживет у меня. Мы с женой о нем позаботимся. Пока не придумаем, как с ним быть дальше. Вы, ребята, идите – посовещайтесь, если вам нужно. А я, наверное, здесь посижу. Попытаюсь немного прийти в себя. Теперь-то уж незачем торопиться; эта проклятая тварь сегодня неплохо попировала. И вряд ли в ближайшее время пойдет на охоту.
Мы с Джейми сделали целых два круга вокруг сарая и загона. Крепчающий ветер развевал нам волосы и трепал штанины джинсов.
– У него правда все стерлось из памяти, Роланд?
– А ты как думаешь? – спросил я.
– Нет, – ответил Джейми. – Потому что первое, что он спросил: «Он ушел?».
– И он знал, что его отец мертв. Даже когда он расспрашивал нас, по его взгляду все было ясно.
Джейми долго не отвечал: шагал, склонив голову. Мы повязали банданы на лица, закрыв рты и носы от соляной пыли, поднятой ветром. Бандана Джейми еще не успела просохнуть.
Наконец он сказал:
– Когда я начал говорить шерифу, что ты знаешь способ, как добраться до воспоминаний, спрятанных в самых глубинах сознания, ты меня перебил. Не дал договорить.
– Ему не надо об этом знать. Потому что оно не всегда получается.
С Сюзан Дельгадо в Меджисе все получилось, но Сюзан сама очень-очень хотела рассказать мне о том, что ведьма Риа пыталась скрыть от ее сознания – от той его части, на самой поверхности, где мы ясно слышим свои собственные мысли. Сюзан хотела мне все рассказать, потому что мы с ней любили друг друга.
– Но ты попробуешь, да? Ты ведь попробуешь?
Я ответил ему только тогда, когда мы пошли на второй заход вокруг загона. Все пытался собраться с мыслями. Как я уже говорил, соображаю я туго.