— Может быть, — отвечает женщина с полным безразличием.
— Но какая вам польза от этого недоверия?
— Она меня оберегает от пощечин.
— Разве что… А вот у меня такое впечатление, что пока вы оберегаете лицо, вам угрожают удары с тыла.
Дора смотрит на меня, пытаясь понять, что я подразумеваю под ударами с тыла, но ничего не говорит. Я тоже некоторое время молчу и любуюсь, как ловко завязал шнурок на ботинке. Потом небрежно спрашиваю:
— Вы действительно считаете, что чем-то обязаны Филиппу?
— А как же иначе? Столько уроков житейской мудрости он мне преподал.
— Вот как! Может, вы и со мной поделитесь чем-нибудь?
— Ну, пожалуйста. Только лучше бы вы обратились прямо к нему. Доставили бы ему удовольствие.
— Не знаю, сколько он с меня сдерет.
— Ничего он за это не возьмет. Уроки он дает совершенно бесплатно. Ему достаточно чувствовать себя благодетелем подрастающего поколения. Скажем, появился Моньо небритым или Спас совершил какое-то хулиганство, Филипп покачает головой и скажет сочувствующе: «Не так надо, детки. Лучший способ жить непорядочно — это иметь порядочную внешность. Будь каким
хочешь мерзавцем, но никогда не веди себя мерзко, иначе сразу же возьмут на заметку…»
— Мудрая мысль.
— А увидит, что Магда загляделась в чью-то сторону, наклонится и деликатно напомнит шепотом: «Не забывай, милочка, что таким, как ты, платят по тарифу. Чем менее ты доступна, тем больше ты получишь…» И еще целая куча сентенций в том же духе.
— Теперь я понимаю, почему вы в таком долгу перед ним, — говорю я и тут же чувствую, что хотел сказать одно, а женщина поняла совсем другое. Лицо ее на какую-то долю секунды сжалось, как будто я дал ей пощечину. Потом, спустя эту долю секунды, оно обрело свою обычную бесстрастность.
— Бросьте вы свою мнительность, — говорю, злясь больше на себя, чем на нее. — Я думаю, что моя мысль ясна — после всего Филипп может еще держать вас в руках?
Дора не отвечает.
— Шантаж?
Молчание.
— Шантаж, да? Отвечайте же!
Женщина хочет что-то сказать, но только глотает слюну и кивает.
— Какой шантаж? Шантаж прошлым?
Она кивает снова. У меня ощущение, что она сейчас заплачет, но спешу себя успокоить: такие упрямые не плачут.
— Ну, я знаю ваше прошлое. Оно действительно не розовое, но это перевернутая страница. Если кто-то вас любит, он должен понять…
— Понять? — почти беззвучно спрашивает Дора. — Понять что? То, чего я и сама не понимаю?..
— Бывает, — я стараюсь ее успокоить. — В вашей короткой биографии есть три периода, которые четко разграничены. И если между вторым и третьим все еще можно обнаружить известный переход, при этом очень обнадеживающий, то между первым и вторым…
— … лежит пропасть?
— Именно.
— Это как раз та пропасть, в которую я упала.