Некоторое время молчим. Желая разделить наше молчание, из столовой к нам ковыляет бульдог.
— И кто исполнитель этого акта справедливого возмездия? — спрашиваю, машинально трепля собаку по толстому загривку.
— Какого еще «справедливого возмездия»? — сердится Табаков, выпрямляясь.
— Так, должно быть, представят публике это убийство.
— Чепуха. В бандитской среде нет такого понятия, как возмездие. Есть страх и месть. Испугались, что он заговорит.
— Тебе лучше знать.
— Да уж, я-то знаю. В отличие от тебя, который плетется в хвосте и собирает крохи в виде слухов и домыслов, чтобы пересыпать ими свой очередной рапорт. Что же до правды, то кому она нужна? Кого она интересует?
— Например, меня, собирателя слухов и домыслов.
— Ты не в счет. Не в обиду тебе будет сказано, но ты вне игры. Может быть, в игре тебе и отведена какая-то мелкая роль, но сам ты не игрок.
— Наверно, так. Но неужели простые смертные вроде меня не имеют права знать хотя бы часть истины.
Табаков медленно поднимается и делает несколько шагов к моему креслу.
— Оставь собаку в покое.
Потом устремляет на меня свой тяжелый взгляд, словно раздумывая, замечать мое присутствие и далее или пойти спать.
— Бедный ты человек, Эмиль, — говорит он снисходительным тоном. — Единственное, что у тебя осталось, не считая костюма, который на тебе, — это твои иллюзии. Не могу же я и это последнее у тебя отнять!
— Не прикидывайся добрым самаритянином, это тебе не идет, — отвечаю. — Ты ничего не в силах у меня отнять. Все, что ты соберешься мне рассказать, будет либо ложью, либо устаревшей информацией.
— Вот, вот, типичные рассуждения зомбированного человека. Все, что не укладывается в его голове, — ложь. Да, слухов и легенд — хоть отбавляй. Но как насчет свидетельств непосредственных участников?
— Я с таковыми не знаком.
— И со мной не знаком?
Он опускается в кресло напротив и, уставившись на меня, спрашивает:
— У меня были причины кое о чем помалкивать. Но сейчас, после этого убийства их у меня уже нет.
— А что, уже поймали убийцу?
— Не поймали и никогда не поймают. А если и поймают, то это ничего не даст. Важен не исполнитель, а заказчик.
— Ты, вероятно, подозреваешь кого-то.
Табаков разводит руками в знак своей беспомощности.
— Есть десятки людей, желавших его смерти. Именно поэтому я и пытаюсь тебе внушить, что изобличение нескольких участников Ограбления ничего не даст. Тут нужно начинать с постижения смысла Ограбления, потом перейти к изучению процесса его осуществления и лишь затем приступить к разоблачению конкретных участников. Если, конечно, тебе гарантирована большая удача и суждена долгая жизнь.
Слушаю, надеясь на продолжение, но он, вероятно, истолковывает мое молчание как недоверие.
— Все элементарно, Эмиль. Настолько элементарно, что даже агент способен это понять.
— Ты, наверно, имеешь в виду какого-то высокоинтеллектуального агента. Потому что я, например, этого не понимаю.
— Понимаешь, но боишься.
— Боюсь чего?