Похоже, однако, находка не озаряет удовольствием его сухонькое восковое лицо. Наоборот.
— Должен вам признаться, что я избегаю работать с клиентами из Восточного блока…
— …Бывшего.
— Будьте любезны, не перебивайте. Я хотел сказать, что сделаю для вас исключение, но только потому, что вы действительно наш старый клиент… Хотя и знакомы нам под разными именами. Но имя, как вам известно, для нас не имеет значения. Мы помним людей. Вы пользовались нашими услугами еще в те времена, когда мой покойный отец содержал отделение нашей фирмы в Амстердаме.
— Верно, в Амстердаме. Красивый город.
— Был красивый. Пока не сделался столицей чернокожих в белой Европе.
— Это неизбежность, герр Фурман. Таково направление, в котором развивается мир.
— Хотите сказать — деградирует. Вы правы. Политики мечтают о «звездных войнах», о секретном оружии, и не знаю, о чем там они еще фантазируют. А не видят того, что секретное оружие уже существует, только оно направлено против нас: эти миллионы черных, коричневых, желтых и всяких прочих славян волнами накатывают на нас и скоро всех нас утопят.
— Ну, не так скоро.
— Будем надеяться.
И, покончив с прогнозами на будущее, произносит:
— Слушаю вас.
Начинаю излагать свою просьбу из нескольких пунктов, учтиво сопровождая каждый из них словосочетанием «если возможно», пока хозяин не прерывает меня:
— Вы знаете, господин, что для нас все возможно, так что бросьте эти свои оговорки. Именно так: все возможно. Дело в цене. И не ставьте мне сроки. Я еще не видел клиента, который не желал бы получить все немедленно. И не звоните мне по телефону. Это бесполезно. Первое, что я делаю, приходя сюда утром, — отключаю телефон.
— Но хотя бы адреса.
— Адреса у вас будут уже завтра. А сейчас перейдем к опросу.
Он достает из стола папку, водружает на свой длинный горбатый нос очки в металлической оправе и начинает опрос. Вопросы касаются стольких и таких подробностей бытия и имущественного положения Табакова, что через некоторое время я осмеливаюсь заметить:
— Однако, герр Фурман, ваш опрос больше напоминает допрос.
— А что он должен напоминать, если вы приходите ко мне практически с пустыми руками? Я сказал, что для нас все возможно, но это не значит, что мы в состоянии творить чудеса. Вам ли не знать, что даже легендарному Холмсу, чтобы начать расследование, требовалось хотя бы несколько мелких улик.
Наконец с опросом покончено, и хозяин кабинета объявляет сумму обязательного задатка. Не выражаю ни малейшего намерения торговаться, поскольку уверен, что Фурман-сын, или, точнее, Фурман-внук проявит по этому поводу такую фамильную твердость, которая, согласно шкале Мосса, присуща одним лишь алмазам.
Проблема, которая волнует Пешо, — «когда мы пойдем осматривать Вену».
— Хочешь, чтобы я сводил тебя в ресторан? — спрашиваю я, вспоминая историю Однако.
Нет, он не жаждет посетить ресторан, поскольку питается в кафе на соседней улице. И по-прежнему настойчиво интересуется, пойдем ли мы осматривать Вену.
— Иди и осматривай, — говорю. — Только не удаляйся слишком далеко от машины. Вспомни, что ноги служат не только для того, чтобы нажимать на газ и тормоз. Но еще и для ходьбы.
На следующий день отправляюсь к Фурману-внуку и отмечаю, что Пешо решил прислушаться к моему совету. Он идет следом, выдерживая определенную дистанцию и укрываясь за прохожими, и тот факт, что я сразу это обнаруживаю, свидетельствует о том, что парень недостаточно умел. Только этого мне еще и не хватало — обучать его искусству слежки.
Звоню в дверь Фурмана в полном согласии с табличкой — ровно в 15.01.
— Вы пунктуальны, — констатирует хозяин кабинета. — Я тоже привержен правилам.
Мест, в которых можно найти Табакова, три: его офис — совсем недалеко отсюда, его квартира — тоже неподалеку, и дом его бывшей жены — позади площади Карлсплац.
Чтобы я не слишком радовался полученной информации, старик добавляет:
— Дело ваше, но если вам интересно мое мнение, то скажу, что вряд ли вы его найдете по какому-нибудь из этих адресов.