Он еще немного поговорил с Игорем и откинулся на спинку заднего сидения. Включил в наушниках музыку и прикрыл глаза. Ему вспомнился их с Нелли последний поцелуй — тот самый, со вкусом яблок в карамели. И его словно под дых ударили кулаком накрыло вдруг ощущение утраты. Утраты счастья, которое было так близко, но исчезло. А из-за чего? Из-за каких-то глупостей. Мелочей. Обид. Гордости.
Не из-за чего.
«Слабак, — подумал Фил. — Ты реально слабак, раз просто не смог поговорить с Нэл. Спросить, почему она так поступила. Сказать, что тебе жаль».
Игорь бы так не поступил. Он бы поговорил. Все бы выяснил. И не мучился.
Бездумно глядя в окно на пролетающие мимо нарядные ночные улицы Питера, Фил погрузился в прохладную созерцательную музыку — словно упал в темные воды, разрешая течению нести себя вдаль, куда-то за горизонт. За горизонтом сбываются все мечты. За горизонтом прячется счастье. Только все знают, что за горизонт никогда не попасть. Сколько не иди, он всегда будет удален.
От музыки Фила отвлекло новое сообщение. Он провел пальцем по экрану и глазам своим не поверил — его написала Нелли. Написала много.
«Фил, прости, что так вышло. Мне очень жаль. Ты столько сделал ради меня, а я отблагодарила тебя такими вещами. Выгнала в Новогоднюю ночь. Не знаю, что на меня нашло, — писала девушка, от волнения делая опечатки, но не замечая их. — Как будто какое-то помутнение произошло в голове. Но я не хочу искать себе оправданий. Просто хочу извиниться. Пожалуйста, прости. Мне очень стыдно. Я хотела тебя догнать, правда. Но не успела. Тебя уже не было. Знаю, что у тебя много своих забот, и мои слова ничего могут и не значить, но я не могу сделать вид, что ничего не произошло. Фил, я не хотела обидеть тебя! И, как часто бывает, не хотела, но обидела. Знаешь, в этом вся я. Мне кажется, что я стала взрослой и самостоятельной, но в душе все та же маленькая глупая девочка, которая то и дело ошибается. Фил, надеюсь, с тобой все хорошо. И остаток этой ночи ты проведешь там, где тебе будет по-настоящему уютно. И с теми, с кем тебе будет по-настоящему хорошо. Ты потрясающий человек, которого я любила много-много лет. И я не о чем не жалею. Знаешь, если бы у меня была возможность, я бы поцеловала тебя и в третий раз… Скорее всего ты не ответишь мне, но я пойму. Спасибо, что был рядом в такой сложный момент».
Фил улыбнулся уголками губ. Эти слова почему-то тронули его — казалось, они были пропитаны искренностью. Любила… Она любила его — человека, в чьей душе прятался монстр. Эти слова грели и в то же время пугали.
«Мне было неприятно, но я не обижен. Прекрасно все понимаю. Я сам повел себя по-свински — ты просила не устраивать драк, а я ударил твоего парня. Все по-честному. Ты предупреждала», — написал он.
Нелли ответила почти моментально.
«Ох, Фил… Я действительно поступила мерзко. Думаю об этом, и слезы наворачиваются. Как я могла, ну как? И это не месть за то, что случилось летом. Не думай».
«О чем ты?» — не понял он.
«Ты и твоя невеста», — коротко ответила девушка.
«Нэл, мне не нравится, что происходит, — честно написал Фил. — Я вообще тебя не понимаю. И я очень тебя ревную, хоть и пытаюсь скрыть это. От тебя. От себя. От других. Но я устал. Эти полгода для меня были непростыми. И я все время думал о тебе, несмотря на твой отказ. Давай поговорим? — предложил он. — Я приеду прямо сейчас и поговорим».
«Тогда я буду ждать тебя», — написала Нелли, и Фил почему-то подумал, что она плачет. Сидит в своем желтом кресле, укутавшись в плед, и ревет. Глупая.
«Если будешь плакать, не приеду», — написал он и назвал водителю такси ее адрес.
Нелли сидела на подоконнике, закутавшись в плед, обнимала медвежонка и ждала Фила. У нее кружилась голова, горело лицо и болело горло. Нелли знобило, однако она упрямо не шла в кровать — боялась, что если не будет вот так сидеть у окна и ждать, то Фил не приедет.
Почему все получилось так глупо, так неправильно и нелепо в эту Новогоднюю ночь, Нелли не понимала. Конечно, она могла оправдать себя тем, что болела, тем, что очень устала, что была напряжена из-за появления в ее доме Фила, которого никак не могла забыть, и Паши, которого забыла сразу, но она не хотела себя оправдывать. Оправдание — это слабость. Так однажды давным-давно сказал ей Томас, когда они шли пешком по вечернему городу после его персональной выставки. Это была одна из первых его выставок, которая прошла не слишком удачно. В первые дни ее посещало крайне мало народу — по большей части друзья и приятели Томаса. Нелли понимала, что папа расстроен, хоть он и не подавал вида. Напротив, улыбался, шутил, читал мини лекции об искусстве, но она-то видела, какие были его глаза! В них застыли печаль и, кажется, разочарование.
Когда они шли домой, Нелли попыталась успокоить Томаса.
«Просто люди не понимают, что такое настоящее искусство, отосан! — говорила она. — Они считают, что крутой художник тот, кто может написать простенький пейзаж, натюрморт или портрет. Или тот, кого распиарили и сказали, что его картины стоят миллион долларов. А если художник авангардист или сюрреалист, то обязательно «пишет фигню». Люди не любят то, чего не понимают, отосан! Поэтому не расстраивайся.
Остановившись, Томас обнял ее и вздохнул:
«Какая у бестолкового отца выросла хорошая дочь».
«Но ведь это правда, — прошептала Нелли. Ей было обидно за папу. — Ты талантливый художник, но не все могут это понять.
«Но и оправдывать себя за это я не хочу, — улыбнулся он. — Оправдание — это слабость».
«А сила тогда что?» — спросила она.
«А сила в правде, — расхохотался Томас, процитировав известную цитату из фильма. — Принять правду может только сильный человек. Нет — значит нет. Значит, я сделал что-то не так, раз выставка не имеет успеха. Идем дальше, дочь. Куплю тебе мороженого. Какое хочешь — клубничное или шоколадное?
«И то, и другое», — не растерялась Нелли. Мороженое она любила.
Папа взял ее за руку и повел дальше, рассказывая что-то веселое.
С тех пор Нелли часто вспоминала этот поздний теплый вечер, пропахший яблоками и звездами.
Не стоит оправдываться.