Я никуда и не собиралась идти. Но в этом признаваться не стала.
- Ром, - позвала я парня по имени еще спустя несколько минут ожидания и бесполезных попыток назначить нам другую машину.
- М? – слегка повернулся он ко мне, все еще глядя на экран своего мобильника. – Одуванчик, дай мне свой телефон. Возможно, это просто мой так измывается.
Я достала из кармана куртки телефон и протянула его Аморскому.
- Хватит меня так звать. У меня имя вообще-то есть, если ты забыл.
- У меня хорошая память, Нелли. Просто мне нравится звать тебя именно так. А потому я буду продолжать. Хотя на божий одуванчик ты походишь все меньше.
- Почему? – удивилась я, хотя через мгновение и вспомнила все, что с нами произошло в недавнем прошлом.
- Я видел, как ты держишься на сцене, и какие парни тебя провожают домой, - неожиданно для меня выдал Аморский. – Это ведь ты играешь на скрипке в составе группы Филума? Маска тебе идет, но без нее, если честно смотрелось бы круче. Особенно с тем макияжем, что был на тебе… - Рома добрался до кнопки блокировки моего телефона, нажал на нее и не договорил свою фразу, зависнув на чем-то, что ждало его на экране.
- Как ты догадался, что это я там играю? – спросила я пораженно, вновь наклоняясь вперед и замечая, что именно рассматривает на нем парень.
А на нем были мы. То самое фото, которое я зачем-то скачала себе в телефон и рассматривала перед тем, как выйти из дома на встречу с Аморским.
- Вот черт! – выругалась я, быстро забирая из рук парня свой смартфон, случайно при этом задевая своей ладонью его и слегка царапая кожу ногтями с нежно-розовым лаком.
Рома виду не подал, но рукой слегка потряс в воздухе, избавляясь от неприятных ощущений.
- Ты чего такая дикая? – спросил он, пытаясь прятать свою глупую улыбочку. – Мне, конечно, бывает приятно, когда девушки оставляют на мне следы своей страсти, но не таким вот образом.
Я пропустила мимо ушей его шуточки ниже пояса и лихорадочно стала удалять фото с телефона, чувствуя, как краснеют щеки. Он же теперь бог знает что подумает обо мне. Еще решит, что мне хочется повторить тот вечер. Или подумает, что нравится мне.
«Но ведь ты и правда этого хочешь» - говорил во мне дракончик, желающий закончить начатое дело и дотянуться-таки до губ Аморского.
- Я уже все рассмотрел. Прекрати. – Телефон из моих рук вновь исчез. Рома перехватил его и стал, ухмыляясь рассматривать содержимое моего рабочего стола, где на фоне красовалась картинка девушки со скрипкой на краю какого-то здания, не поместившегося в кадр. – Значит, нашла наше совместное фото? – потер ладонью губы парень, скрывая улыбочку.
- Нашла. И собиралась его удалить, когда ты сказал, что уже ждешь меня, - насупившись, откинулась я спиной на сиденье и сложила на груди руки.
- Зачем тогда качала, если в итоге хотела удалить?
- В интернете было неудобно смотреть.
Рома поднял глаза на меня через зеркало и весело произнес:
- Так все же ты хотела на него смотреть.
Отвечать я не стала, решив, что на любой мой аргумент этот парень найдет тысячу поводов посмеяться. Пусть лучше сейчас все их продумает в своей голове и забудет. А я помолчу, ощущая, как щеки стыдливо горят.
- Да не волнуйся ты так, Одуванчик, - протянул он мне обратно трубку через несколько минут. – Ничего ведь не произошло.
Я забрала свой телефонный аппарат, в котором уже значилось сообщение, что к нам едет наш новый автомобиль, и сунула его обратно в карман куртки.
- Кстати ты здорово танцуешь, - негромко продолжил Рома, - и играешь тоже отлично. Умеешь цеплять зрителя.
От его лестного комментария внутри стало теплеть. Аморский смог раскусить меня как самый простой грецкий орех, обнажая то, что я скрывала много лет и оценивая это. И от того мне было вдвойне приятно, потому что груз, лежащий на душе за маской, надетой еще в детстве родителями, только что хотя бы немного опустился ниже, освобождая одну руку от оков.
Глава 23.
Наш новый таксист остановился чуть поодаль от нас спустя почти десять минут, в течение которых я смогла узнать о предпочтениях в музыке Ромы Аморского и рассказать ему о своих собственных. Оказалось, что парень – настоящий меломан, слушающий абсолютно все направления понемногу. Так по крайней мере выразился он сам. В детстве же он и вовсе тащился от классики, не признавая ничего кроме нее. Это оказалось для меня настоящим откровением, так как парень на крутой машине, летающий как ниндзя с крыш домов, никак не вязался у меня с образом хорошего мальчика, любящего классику. Особенное удовольствие он получал от фортепьяно и виолончели, почему-то обходя стороной мою любимую скрипку. Но сам он не учился этому, предпочитая остановиться на рисовании, которое навязала ему мама.
Когда парень говорил об этой женщине, я вдруг заметила, как потеплел его голос. Не было ни шуточек, ни язвительности. Ничего, кроме самой естественной любви к женщине, которая дала ему жизнь. Так что когда я заикнулась о том, что моя мама только и делала все время, что ругала меня, а брата сюсюкала, он строго посмотрел на меня и сказал:
- Она любит тебя. Просто своеобразно. Как умеет. И ты не должна на нее злиться за это.