Читать книгу «Иран vs Ирак: история и современность» онлайн.

Здесь нам необходимо остановиться на следующем важном обстоятельстве. Речь идет о комментариях часто цитируемого 29 айата 9 суры Корана, содержащего наставления мусульманам в их отношениях к «людям Писания». Нет сомнения в том, что в зависимости от варианта перевода этого айата предлагается та или иная интерпретация его смысла. Одни исследователи делают вывод о чрезмерной жестокости арабов-завоевателей по отношению к иноверцам, другие — об их терпимости к инакомыслию.

В наиболее распространенном (и долгое советское время в единственном доступном) переводе Корана, осуществленном известным востоковедом академиком И.Ю. Крачковским, этот айат представлен следующим образом:

«Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретил Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истины — из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными»[287].

В своих комментариях к тексту автор перевода делает пометку, что слова «из тех, которым ниспослано писание», возможно, являются интерполяцией, вставленной для того, чтобы джизйа распространялась исключительно на неарабов[288]. (И.Ю. Крачковский при этом ссылается на мнение П. Казановя — P. Casanova. Mohammed et la fin du monde. Etude critique sur Pislam primitif. Paris, 1911–1921.)

«Жесткий» вариант толкования вытекает из перевода последних двух фраз айата, сделанного около 100 лет назад Г.С. Саблуковым:

«… Покуда они не будут давать выкупа за свою жизнь, обессиленные, уничиженные»[289].

Аналогичный смысл мы видим и в стихотворном переводе Корана Т.А. Шумовским:

А вот вариант М.-Н.О. Османова:

Эти варианты исподволь вызывают образ закованных в кандалы изнуренных невольников, взывающих о пощаде, принужденных выкупать свои жизни у безжалостных поработителей. Комментируя подобный подход, В.В. Бартольд справедливо отмечал: «Если в Коране говорится об уплате подати неверными «в унижении", то из этого не следует, что взимание подати было связано с унизительными обрядами. Для жителя Северной Аравии, до Мухаммеда не знавшего деспотической власти, унижением казался сам факт уплаты подати деньгами или натурой»[292].

И вот в переводе окончания айата Валерией Пороховой мы видим другое содержание:

В примечаниях к тексту она следующим образом передает смысл, который несет в себе этот айат: «Призыв к сражению с агрессивно неверными в Коране постоянно, без единого исключения, оговаривается условием начала такого сражения (когда неверные — агрессивно враждебны и «не удерживают рук от вас") и его окончания (когда они сложат оружие и примирятся с соседствующим инаковерием и, если хотите, инакомыслием и внесением своего гражданского вклада в государственную казну… того общества, частью которого они являются), того, что сейчас именуется налогообложением»[294].

Анализ исторических материалов и документов позволяет нам говорить, что приведенный В. Пороховой комментарий более полно и точно характеризует отношение первых мусульман к иноверцам. Они проявляли известную веротерпимость к «людям Писания» вне зависимости от того, были они покорены в ходе завоеваний или нет. Поэтому в их глазах «люди Писания» не являлись «неверными», они были просто немусульманами. В Коране немусульмане (будь то «люди Писания», язычники или многобожники) объявлены не врагами ислама, а «заблудшими» (сура 2, айат 198; сура 4, айат 116). Для их обозначения арабы использовали слово «кафúр» (первоначальное значение «неблагодарный»). Слово «герб» — «зороастриец», а потом «неверный» вообще (отсюда тюркское гяур или гявур) иного происхождения, нежели «кафир», но получило то же значение. Со временем слово «кафир» стало толковаться в несколько иной плоскости. «Человек, отрицающий Бога, называется кафиром (укрывателем), потому что скрывает за своим неверием то, что присуще его натуре и сохранено в его собственной душе…»[295].

Здесь нам следует отметить еще один весьма важный момент, о котором почему-то, как правило, забывают. И иудеи, и христиане, и мусульмане всегда верили, верят и будут верить, как это ни может многим показаться парадоксальным, в одного единого Бога. Другими словами, использование в данной работе для обозначения Всевышнего арабского слова «Аллах» ни в коем случае не должно создавать впечатления, что у мусульман был (и есть) свой Бог, отличный от Бога иудейского или христианского. Ибо в Коране сказано:

Многие из основополагающих положений Корана содержатся в Библии, толкование которой, согласно исламу, было искажено иудейскими жрецами.

В Коране неоднократно прямо говорится, что священное Писание мусульман было ниспослано людям в подтверждение того, что ранее было изложено в Торе и Евангелии (см., напр., суру 2, айаты 41, 89, 91).

Если «люди Писания» не противостояли арабскому нашествию и распространению ислама с оружием в руках (такие либо уничтожались, либо обращались в рабство), а были согласны покориться, то они составляли категорию аль-ахль аз-зúмма, т. е. «людей, находящихся под защитой». Легальное положение последних в мусульманском государстве основывалось на заключении с ними договора о защите — 'акд аз-зимма. Согласно этому соглашению между победителями и побежденными, зúмма (зúммии) — это подчинившиеся мусульманам иноверцы, вне зависимости от их этнической принадлежности обязавшиеся повиноваться и платить установленную подать — джизйу. В этих случаях зимма объявлялись людьми, находящимися под защитой и опекой мусульманского государства, и им разрешалось (с некоторыми ограничениями) исповедовать веру предков, поклоняться своим богам, а также гарантировалась свобода личности и имущества.

Отметим один любопытный факт: во многих отношениях положение зимма было более предпочтительным, чем арабов-идолопоклонников. Известный мусульманский правовед и государственный деятель VIII в. Абу Йусуф аль-Куфи в связи с этим писал: «Решения по отношению к арабам не похожи на решения по отношению к неарабам, ибо с последними вели войну с тем, чтобы они либо приняли ислам, либо платили джизйу, а с арабами вели войну только с тем, чтобы они приняли ислам — они должны были либо умереть, либо принять ислам»[298].

Зимма должны были судиться между собой по законам своих религий. Если же судился мусульманин с зимма, то они должны были судиться по мусульманским законам. В первое десятилетие хиджры и даже в годы арабских завоеваний подобное разбирательство было достаточно объективным, и никогда решение не выносилось в пользу мусульманина-правонарушителя.

Договор с зимма считался нарушенным, если они позволяли себе публично, при свидетелях-мусульманах, оскорбительные отзывы о Пророке и его вероучении. Кроме того, зимма считались нарушившими договор еще в трех случаях: 1) при неуплате джизйи; 2) если зимма ударит мусульманина; 3) если зимма вступит в брак или просто в связь с мусульманкой. В таких случаях зимма мог быть, смотря по обстоятельствам, казнен или продан в рабство. Массовый отказ зимма от уплаты налогов или от покорности властям рассматривался как коллективное нарушение договора, и в это место для наведения порядка направлялись войска[300].

Помимо «людей Писания» и зимма, третьей большой категорией людей были новообращенные мусульмане из числа коренного населения захваченных земель. Принятие ислама не ставило их в равноправное положение с мусульманами-арабами. Местный житель, обратившись в новую для него веру, выпадал из своей общины, но, не будучи арабом и не состоя в кровном родстве с завоевателями, должен был примкнуть к какому-либо арабскому роду или племени. При этом он рассматривался не в качестве равноправного члена общины, а как мáула (мáвла, мн. ч. мавали), т. е. как зависимый, клиент[304].

Этим нарушался провозглашенный Мухаммедом принцип равенства всех мусульман независимо от происхождения, но тем не менее такой порядок сохранялся довольно долго.

И все же принятие ислама было делом привлекательным, так как приносило ощутимые материальные выгоды: во-первых, мавали освобождались от уплаты джизйи (нанося тем самым весомый урон мусульманской казне) и, во-вторых, как мы помним, за каждым новым приверженцем «истинной веры» признавалось право на участие в дележе государственных доходов. Халиф Омар настоятельно предписывал своим наместникам, чтобы каждый новообращенный немедленно получал возможность пользоваться годовой «пенсией» — ата. При этом следует отметить, что размеры этих выплат были таковы, что принятие веры победителей приносило материальную выгоду только представителям городских низов и сельским беднякам: они и так не имели земли, которой запрещалось владеть «правоверным» на покоренных территориях. По этой причине, несмотря на высокую земельную подать-харадж, многие крупные землевладельцы в Иране продолжали оставаться хранителями своей веры, находясь по отношению к исламу в более или менее скрытой оппозиции. Данное обстоятельство подчас приводило к массовому обращению в ислам необеспеченных слоев населения покоренных арабами стран.

«Барское» отношение к мавали не следует рассматривать как следствие проявления арабами-мусульманами высокомерия или осознания ими собственной исключительности. Более того, в первые годы завоеваний простые мусульмане в обиходе придерживались взгляда: каждый, принявший ислам, становится арабом[306]. Суть заключалась в другом — арабы-завоеватели подсознательно стремились оградить себя от смешения с покоренным населением, избегая любой возможности раствориться в его массе. Поэтому женитьба маулы-неараба, как и зимма, на арабке считалось действием недозволенным и каралось порой очень жестоко, вплоть до смертной казни.

В первое время мавали не были равноправными даже при совершении религиозных обрядов: они должны были строить себе отдельные мечети, куда арабы не заходили, а если и молились вместе с ними, то располагались позади арабов в задних рядах. Любопытно при этом то, что многие мавали, особенно перешедшие в ислам из зороастрийцев и христиан, «по инерции» проявляли гораздо больше религиозного рвения, чем первые мусульмане-арабы, не придававшие решающего значения обрядовой и догматической стороне своей веры. И это неудивительно — бедуины, составлявшие основную массу войск в первых завоевательных походах, не могли знать всех нюансов вероучения Пророка, а составление канонического текста Корана началось позже, в середине VII в., когда первый этап арабских завоеваний уже завершился.

В военных походах маула сражался в ополчении того арабского рода или племени, к которому он был «приписан». Число таких мавали-ополченцев во времена завоевательных походов было довольно значительным, и подчиненное положение не мешало им занимать высокие государственные или военные должности.

В ходе завоеваний арабы захватывали много пленных и заложников, обращаемых потом в рабство. Знаком того, что человек является пленником, была отрезанная у него надо лбом прядь волос[307]. Именно рабы составляли основную массу «неомусульман», принявших ислам без оглядки. Одной из главных причин, побуждавших их к такому решению, было то, что рабу, ставшему мусульманином, предоставлялась свобода, и он переходил в разряд мавали. Попутно следует отметить, что и отношение к рабам, оставшимся верными своей исконной вере, со стороны мусульман было достаточно гуманным. В этом они следовали указаниям Пророка. Арабский историограф Абд ар-Рахман ибн Абд аль-Хакам (IX в.) приводит следующие слова Мухаммеда, регламентирующие отношения хозяев-мусульман к рабам: «Не нагружайте на них того, что непосильно [для них], кормите тем, что едите сами, одевайте в то, что носите сами. Если вы довольны, то держите их, а если они вам противны, то продайте. Но не истязайте творений Аллаха»[308].

Следует, наконец, отметить, что если человек становился мусульманином лицемерно, то отрекаться от новой веры было смертельно опасным. Вероотступничество, от кого бы оно ни исходило, считалось одним из самых серьезных преступлений, хотя в Коране не содержится каких-либо конкретных наказаний за подобное деяние. Вероотступник муртáд — не только перестает быть членом уммы, но и лишается всех гражданских прав: его брак расторгается, его рабы и рабыни освобождаются, а имущество конфискуется в пользу государства. Сам же муртад, если он схвачен, должен быть предварительно с целью увещевания заключен в тюрьму, а затем мог быть и казнен. Но никогда казнь за вероотступничество не считалась законной, если совершивший этот грех человек не имел возможности покаяться.

Учение раннего ислама многих иноверцев привлекало простотой, тем более что некоторые важнейшие представления об окружающем мире и религиозные обряды: вера в рай и ад, в конец мира и Судный день (араб. — йаум ад-дин), совершение молитвы, обязанность давать подаяния — были хорошо знакомы[310].

К тому же, принимая ислам, иранцы-зороастрийцы, например, освобождались от многих жестко регламентированных церемоний, обрядов и обязательств, которые с рождения и до могилы определяли их жизнь и привязывали к магам. Ислам же к тому времени еще не успел разработать свою собственную строгую схоластическую догматику и потому меньше сковывал независимое мышление[311]. Первоначально к новообращенным-мавали предъявлялось в качестве обязательных только два ритуальных требования: совершать молитву-салат и вносить некоторую сумму в пользу бедных — закат.

Тем не менее многое удерживало иранцев-зороастрийцев от принятия новой религии. Это были обычаи и привычки, верность многовековой религии предков, которая по сути своего учения и нравственному значению нисколько не уступала в величии вере завоевателей, а во многом и превосходила ее. Не следует забывать при этом, что традиционному зороастризму был свойственен еще больший, чем исламу, дух нетерпимости к проявлениям инакомыслия — вспомним судьбы Маздака и Мани! Вероучение Заратуштры считало подлинным человеком исключительно правоверного зороастрийца, а к народам, исповедующим другие религии, внушало относиться с высокомерием и пренебрежением. Они для него — неарийцы, «двуногие», «люди-насекомые», к которым неприменимы слова, относящиеся к людям: они не рождаются, а «вываливаются», не умирают, а «околевают», не ходят, а «валятся» или «несутся», и их истребление угодно Ахура-Мазде[312].

[287] Коран / Пер. и коммент. И.Ю. Крачковского. Изд. 2-е. М., 1990.

[288] Коран / Пер. и коммент. И.Ю. Крачковского. Изд. 2-е. М., 1990, с. 552.

[289] Коран / Пер. с араб. яз. Г.С. Саблукова. 3-е изд. Казань, 1907

[292] Бартольд В.В. Турция, ислам и христианство // Сочинения. Т. VI. М.: Наука, 1966, с. 419.

[294] Коран / Пер. смыслов и коммент. Валерии Пороховой. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Гл. ред. д-р Мухаммад Сайд Аль Рошд. Дамаск-Москва, 1996, с. 708.

[295] Абул Ала Мавдуди. К пониманию ислама / Пер. на рус. К. Филиной [Новосибирск], 1995, с. 5–6.

[298] Цит. по: Хрестоматия по истории Халифата / Сост. и перев. Л.И. Надирадзе. М.: Изд. МГУ, 1968, с. 140.

[300] Петрушевский И.П. Ислам в Иране в VII–XV веках (Курс лекций). Л.: Изд. ЛГУ, 1966, с. 183–184.

[304] Изначально слово «маула» (от арабского корня уала) означало наследника, родственника, а также партнера, компаньона в торговых делах. Позже им называли слуг из бывших рабов, принявших ислам, а в период завоеваний слово «маула» обрело значение «примкнувший».

[306] Бартольд В.В. Мусульманский мир // Сочинения. Т. VI. М.: Наука, 1966, с. 233.

[307] Аравийская старина. Из древней арабской поэзии и прозы. М.: Наука, 1983, с. 140.

[308] 'Абд ар-Рахман ибн 'Абд ал-Хакам. Завоевание Египта, ал-Магриба и ал-Андалуса / Пер. с араб., предисл. и примеч. С.Б. Певзнера. М.: Наука, 1985, с. 158.

[310] Одно из арабских названий рая — фирдáус (другое название — джаннá) — было заимствовано мусульманами у персов и восходит к древнеиранскому слову «парадайза» («райский сад» или «охотничий заповедник»), а название ада — джаханнáм — у иудеев (от дже Хинном, т. е. «долина Хинномская», места неподалеку от Иерусалима, где совершались человеческие жертвоприношения). Через греков древнее персидское обозначение рая попало во многие европейские языки — a paradise (англ. яз.), le paradise (фр. яз.), Paradies (нем. яз.) и т. п.

[311] Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М: Наука, 1987, с. 179–180.

[312] См.: Кузнецов Б.И. Древний Иран и Тибет (История религии бон). СПб.: Изд. «Евразия», 1998, с. 241.