Читать книгу «Иран vs Ирак: история и современность» онлайн.
Таким образом, арабы-мусульмане в течение двух десятилетий не только положили конец самостоятельному политическому существованию великой Сасанидской державы, но и «попутно» подчинили себе огромные территории, входившие в состав Византийской империи в Азии и Африке.
В захватнических войнах арабы обходились с вооруженным неприятелем достаточно жестко, но в то же время они не особенно нарушали общепринятых норм ведения боевых действий и правил обращения с пленными. За исключением только Халида ибн аль-Валида, насколько известно, ни один из первых арабских полководцев не запятнал своего щита невинной кровью. Арабам было чуждо стремление к систематическому и варварскому опустошению целых областей, к чему успели приучить современников сасанидские и византийские воинства за все время растянувшегося на целые столетия противоборства. В целом, арабы нанесли намного меньший урон покоренным народам, чем позднее это сделали тюрки, а тем более монголы. Принимая капитуляцию Иерусалима, халиф Омар заверил жителей города, многие месяцы с оружием в руках противостоявших мусульманам, что их жизням и имуществу ничего не угрожает, и сдержал свои обещания.
О «войне за веру» в мусульманском праве, шариáте (араб. — аш-шари 'а) потом сложилась целая литература. Большинство догматов ислама по вопросу «о войне и мире» вот уже почти полтора тысячелетия комментируется в работах представителей различных научных школ и направлений. Мы не станем ввязываться в эту полемику. На том, что представляет собой «священная война», джихад[261], мы остановимся позже. Здесь лишь отметим, что канонический ислам не запрещает ведение войны, однако ограничивает ее развязывание рядом условий: войну нельзя вести ни ради захвата территорий, ни для достижения расового превосходства, ни в целях захвата власти. Она может быть начата только с целью утверждения мусульманской веры, установления справедливых, с точки зрения ислама, общественных отношений, искоренения зла в тех их проявлениях, как они представлялись в предначертаниях Пророка. Другими словами, Аллах дарует свою милость людям и лишает их ее не в зависимости от принадлежности человека к той или иной религии, национальности или его положения в обществе, а исключительно сообразно его деяниям. Все мусульмане помнят слова, ниспосланные Мухаммеду при Худайбийи и вошедшие в Коран (сура 2, айат 190):
«Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не нападайте первыми. Воистину, не любит Господь нападающих первыми»[262].
Первые арабские завоевания являли собой переворот, равный которому по масштабам и быстроте древний и средневековый мир не видел со времен Александра Македонского. В связи с этим напрашивается естественный вопрос: в чем состояли причины, давшие возможность первым мусульманам совершить эти победы? Александр Великий в свое время, как известно, разрывал беспорядочные массы персидских войск ударами непобедимой фаланги, племена гуннов под предводительством Аттилы подавляли хорошо вооруженные легионы римлян неудержимым потоком своих могучих тел. Здесь же мы сталкиваемся с парадоксальным явлением: людские и материальные ресурсы, превосходство в вооружении и военном искусстве — все это было на стороне и Византии, и Ирана.
В середине VII в. вся совокупность военных сил арабов, рассеянных на огромных пространствах от восточной Персии до Карфагена, составляла около 250–300 тыс. человек[263]. В этот период мусульманам почти всегда приходилось противостоять по меньшей мере двойной силе неприятеля. Причину того, что, несмотря на все это, они почти всегда выходили победителями, не следует, как уже отмечалось, видеть в одном лишь религиозном фанатизме, воодушевлявшем последователей Пророка. Отдавая должное действительной храбрости арабов, их презрению смерти, причины успехов мусульман нужно искать в другом. Династия Сасанидов с самого начала владычества в Иране была во многих отношениях стеснена в управлении из-за могущества магов и представителей высшего сословия (васпухракан). Начиная с конца VI в., как мы видели, в недрах самой династии возникали раздоры, ведшие к дворцовым переворотам. Крупные шахрдары, особенно приграничных провинций-шахров, становились постепенно все более самостоятельными, ослабляя центральную власть.
Сасанидская военная мощь опиралась на систему ополчений, требовавшую для сбора войск значительного времени и не дававшую возможности вводить строгую дисциплину. Кроме того, в больших решающих сражениях у иранцев ощущался очевидный недостаток общего руководства[264].
Таким образом, с одной стороны, мобильность, воодушевление в сочетании с храбростью и строгой дисциплиной, воинское дарование полководцев, не стесненных догматами и застывшей рутиной, и не особенно многочисленные войска арабов-мусульман, а с другой — неповоротливость, разлад, духовная немощь, богатство и большой перевес в численности у иранцев[266].
И на чьей стороне оказался перевес, когда сошлись две эти силы, мы уже знаем.
Пути к сближению
Население стран и областей, в которых появлялись арабы-завоеватели, подчас смотрело на них как на избавителей от тяжелого гнета местных властителей. В отличие от них, арабы предлагали более сносные условия существования в случае подчинения своему господству. Вследствие этого значительная часть местного населения не только не оказывала сопротивления мусульманам, но и выступала в качестве их союзников. Еще перед походом на Сирию в 634 г. Абу Бакр дал войскам следующие наставления: никого не обманывайте и не крадите; не поступайте вероломно; не увечьте и не умерщвляйте детей, стариков и жен; не сдирайте коры с пальм и не жгите ее; не рубите плодовые деревья; не уничтожайте посевы; не умерщвляйте овец, быков, верблюдов сверх того, что понадобится для поддержания жизни. Если встретитесь с отшельниками, напутствовал первый халиф, не трогайте их[267]. Нельзя не отметить, что для того жестокого времени подобные предписания были достаточно гуманны, и тем более удивительно то, что они, как правило, соблюдались.
Завоевание Ирана арабами и включение его в состав халифата привело к ряду важных последствий. Одним из них была миграция оседлого и кочевого арабского населения на север. Наиболее быстрыми темпами был арабизирован Ирак (ас-Савад), населенный семитскими народами сирийцами (арамеями) и отчасти евреями. Миграция арабов сопровождалась устройством военных поселений, где стали располагаться резиденции наместников халифов, назначавшихся, в основном, из числа асхабов и отличившихся военачальников. Эти поселения быстро разрастались, превращаясь в города, и становились центрами, где по преимуществу и создавалась новая общемусульманская культура. Наиболее яркий тому пример — города Хира, Куфа и Басра.
Другим важным следствием первых завоевательных походов явилось формирование у бывших кочевников «национального самосознания». До этого времени бедуины Аравии не использовали в качестве самоназвания термин «арабы». Этим словом на древних языках, как мы уже отмечали, обозначались жители безводных мест вне зависимости от их местонахождения, и оно не несло в себе какого-либо этнического содержания. «Этноним аль-'араб, как самоназвание, — пишет исследователь этого вопроса П.А. Грязневич, — появляется в широком обиходе впервые, по-видимому, среди мусульманских армий, вступивших на территории византийской Сирии и сасанидского Ирана в 30-40-х годах VII в. Тогда впервые огромная и разрозненная масса племен, принадлежавших к разным генеалогическим группам, оказалась перед лицом общего врага, объединенная не только общностью языка, но и общим командованием, общей целью и общей верой»[268].
В захваченных странах арабы познакомились с таким общественным обустройством и экономическими отношениями и формами собственности, которые еще не были известны в Аравии. Находясь на более низком уровне общественного развития по сравнению с покоренными народами, арабы не могли сразу овладеть методами сложного аппаратного управления и подавления. Да они и не видели особой надобности в этом, вполне удовлетворяясь захваченной добычей и сбором дани с населения (араб. — фай). Завоеватели до поры до времени оставили нетронутыми торгово-экономические связи и административно-налоговый аппарат в покоренных странах, а сами заняли место верхнего господствующего слоя. Остались в прежнем виде и органы местного самоуправления, в том числе судебные учреждения и службы правопорядка. Местное население само заботилось о благоустройстве населенных пунктов, следило за исправным состоянием дорог, мостов, колодцев и т. п. «Если провинция или народ признают тебя, — напутствовал своих наместников Абу Бакр, — то заключи с ними соглашение и держи свое обещание. Пусть они руководствуются своими законами и установленными обычаями, собирай с них дань так, как договоришься с ними. Оставь им их религию и землю»[269].
При Сасанидах земледельцы выплачивали в государственную казну поземельный налог — хараг (харака) и подушную подать — гезит. Арабы учли всю выгоду старой иранской налоговой системы и приспособили ее в своих интересах. В произношении арабов слово «хараг» стало звучать как харáдж, и «гезит» — как джúзйа. Поначалу делопроизводство на покоренных землях, как и до завоеваний, велось на персидском языке на территории бывшего Ираншахра, на греческом — в Сирии и на коптском (наряду с греческим) — в Египте. Составление списков податного населения и учет податей были поручены прежним служащим местных налоговых ведомств. Они не только фиксировали податные поступления, но и зачастую распределяли их даже среди самих арабов.
В Аравии, как уже отмечалось, господствовали родоплеменные связи, и арабы-бедуины не проявляли интереса к земле как средству материального производства. Поэтому все имевшиеся на полуострове возделанные земли они рассматривали как общинную собственность. Однако арабские завоевания привели к необходимости урегулирования земельных отношений, и все обрабатываемые земли были разделены на четыре категории:
1. Земли, возделываемые самими мусульманами, — ýшра, которые не облагались хараджем.
2. Земли, принадлежащие владельцам-неарабам, принявшим ислам. Эти земли приравнивались к ушра и не подлежали хараджу.
3. Земли, завоеванные у «неверных». Они либо разделялись между мусульманами, становясь ушра, либо целиком передавались во владение уммы, обретая статус так называемых вакфных (вакуфных) земель. В обоих случаях харадж не выплачивался.
4. Земли, облагаемые хараджем:
а) брошенные прежними владельцами и сдаваемые мусульманами в аренду;
б) владельцы которых заключили с мусульманами договор о выплате хараджа[270].
Собственностью уммы, т. е. фактически государственными, стали земельные владения византийского императора и сасанидского шахиншаха, их родственников и приближенных, а также земли феодалов, сражавшихся против мусульман с оружием в руках и павших на поле боя или бежавших из своих владений.
Доходы, стекавшиеся в Хиджаз, были поистине огромны. По утверждению аль-Балазури, из одного лишь ас-Савада во времена халифа Омара ежегодно в бейт аль-мал (государственную казну) поступало только в виде хараджа около 100 млн дирхемов[271]. Для внесения известного порядка в распределение этих поступлений Омар учредил специальное управление — диван. Это слово — персидского происхождения, оно означало «список», «реестр», а затем — «ведомство», «управление». В него стали вноситься отдельные лица и племена, за которыми было признано право на получение денежных средств, взимавшихся с покоренного населения[272]. Всего во второй половине VII в. диван включал около 40 тыс. человек[273].
Для того чтобы обеспечить на более или менее продолжительный срок господство арабского меньшинства над все увеличивавшимся в ходе завоеваний большинством покоренных народов, рассеянным на обширной территории, завоевателям было необходимо выделиться из общей массы людей, сохранить в себе дух динамичности, воинственности и чувство превосходства. Этого можно было достичь лишь в том случае, если араб останется, в сущности, тем, кем он был всегда: бедуином, не привязанным к какому-то клочку земли, чувствующим себя как рыба в воде под открытым небом и как дома в открытом лагере. Вот почему халифом Омаром было строго предписано, чтобы ни один араб-мусульманин вне Аравии не приобретал недвижимое имущество и не занимался земледелием, что в первых завоевательных походах неукоснительно соблюдалось.
Стремление воздвигнуть преграды между победителями и побежденными ярко проявилось в тех предписаниях, которые Омар включил во время своего пребывания в Сирии в условия сдачи Иерусалима (638). С этого момента местным «неверным» запрещалось толковать смысл высказываний Пророка и насмехаться над мусульманскими обрядами. Запрещалось без их согласия прикасаться к мусульманам, совращать их с пути веры, покушаться на жизнь «правоверных» и их имущество. Возбранялось помогать врагам ислама и укрывать шпионов. Немусульмане обязывались отличаться от арабов одеждой, их жилища не должны были возводиться там, где поселились мусульмане, им запрещалось демонстративно пить вино, выставлять назло приверженцам ислама символы своей веры и публично ухаживать за свиньями. Они должны были также избегать шумного совершения традиционных обрядов похорон и не имели права носить оружие, а также ездить верхом, кроме как на ослах или лошаках (помесь жеребца и ослицы)[280]. Объективности ради отметим, что эти предписания были во многом объяснимы и не всегда соблюдались пунктуально[281].
В первые два века с начала возникновения ислама ограничения в правах иноверцев были невелики, а многие из перечисленных и приписываемых халифу Омару запретов, судя по всему, появились в трудах мусульманских авторов более позднего периода (с конца VIII в.). Современный христианский богослов и священник (sic!) Рудольф Фрилинг по этому поводу пишет: «Арабские завоеватели, как правило, отличались… большей веротерпимостью, чем христианские народы — к стыду последних. Те жители покоренных территорий, которые отказывались принять ислам, должны были платить подушную подать, их считали гражданами второго сорта, несколько ограничивали в правах и подвергали иным видам дискриминации. Однако если вспомнить о том, как относились к инакомыслящим тогдашние христиане, трудно не оценить мягкости религиозной политики Мухаммада»[283]. Аналогичный вывод мы можем найти в размышлениях видного государственного и общественного деятеля Индии Джавахарлала Неру: «Арабы, особенно в начале своего пробуждения, были полны энтузиазма и веры, — отмечал он в одном из писем дочери Индире Ганди. — Тем не менее они были терпимыми людьми, существует множество примеров их терпимости в вопросах религии… Конечно, самой примечательной чертой этого периода истории был контраст между терпимостью мусульман-арабов и нетерпимостью христиан в Европе»[284].
В целях укрепления всевластия ислама и владычества мусульман халиф Омар в апреле 637 г. (раби I 16 г. х.) инициировал введение мусульманского календаря. До этого, как мы помним, население Хиджаза вело отсчет лет, начиная с «года слона» — даты похода Абрахи (570). Упоминавшийся нами ранее Хурмузан, пленник, а затем советник Омара, консультировал халифа по вопросам о летоисчислениях, принятых у персов и византийцев. После долгих размышлений и споров было решено принять за начало летоисчисления дату хиджры. При этом за первый день новой эры был принят не действительный день начала хиджры, а первое число первого месяца того же года, мухаррама, соответствующий, как мы помним, 16 июля 622 г.[285]
Итак, на какие категории, с точки зрения мусульманской веры и законов шариата, подразделяли арабы соседние народы и отдельных лиц из числа иноверцев и новообращенных?
Мусульмане изначально с уважительным пониманием относились к вероучениям «людей Писания», т. е. иудеям и христианам, особенно — не из числа арабов. Во времена первых завоевательных походов на Сасанидский Иран достаточно сдержанное отношение было проявлено и к вероучению зороастрийцев.
[261] Джихад в переводе с арабского означает «стараться», «прилагать усилия», «бороться». Его синонимом часто выступает слово «газават» — мн. ч. от газа' или газва, что переводится как «воевать», «совершать поход».
[262] Коран / Пер. с араб, и коммент. М.Н.-О. Османова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: НИЦ «Ладомир», 1999.
[263] Мюллер А. История ислама от основания до новейших времен / Пер. с нем. под ред. Н.А. Медникова. Т. I–IV. СПб., 1895, т. I, с. 274.
[264] Мюллер А. История ислама от основания до новейших времен / Пер. с нем. под ред. Н.А. Медникова. Т. I–IV. СПб., 1895, т. I, с. 248–250.
[266] Мюллер А. История ислама от основания до новейших времен / Пер. с нем. под ред. Н.А. Медникова. Т. I–IV. СПб., 1895, т. I, с. 250.
[267] Мюллер А. История ислама от основания до новейших времен / Пер. с нем. под ред. Н.А. Медникова. Т. I–IV. СПб., 1895, т. I, с. 277–278.
[268] Грязневич П.А. Аравия и арабы (К истории термина ал-'араб) // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XII Годичная научная сессия ЛО ИВАН СССР. М.: Наука, 1977. Ч. III, с. 49.
[269] Цит. по: Tritton A.S. The Caliphs and their Non-Muslim Subjects: A Critical Study of the Covenant of 'Umar. L.: Oxford, 1970, р. 137.
[270] Керимов Г.М. Шариат и его социальная сущность. М.: Наука, 1978, с. 167–168.
[271] См.: Хрестоматия по истории Халифата / Сост. и перев. Л.И. Надирадзе. М.: Изд. МГУ, 1968, с. 40.
[272] О происхождении термина «диван» позднее писал арабский историк аль-Макризи: «О том, почему он назван диваном, существует два мнения. Первое из них: Хосрой однажды осматривал писцов своего дивана и увидел, что они считали в уме, и он воскликнул: "Диване", т. е. "шутники", и стало называться место их [работы] этим словом. [Из текста не ясно, о каком шахиншахе идет речь, так как, мы уже это отмечали, в просторечии Хосровами арабы называли всех последних Сасанидов. — А.А.] Второе мнение: диван — название по-персидски для шайтанов, и назвали счетоводов этим именем из-за искусности их в делах и из-за того, что они могли угадывать то, что было на виду, и то, что было скрыто… Потом стали называть место, где они сидели, их именем и говорили — диван» [см.: Хрестоматия по истории Халифата / Сост. и перев. Л.И. Надирадзе. М.: Изд. МГУ, 1968, с. 73].
[273] 'Абд ар-Рахман ибн 'Абд ал-Хакам. Завоевание Египта, ал-Магриба и ал-Андалуса / Пер. с араб., предисл. и примеч. С.Б. Певзнера. М.: Наука, 1985, с. 123.
[280] С запретом на езду верхом на лошади столкнулся известный немецкий востоковед и путешественник Карстен Нибур. В середине XVIII в. (!) в пределах Каира он должен был довольствоваться для передвижения ослом, в то время как нанятые им в качестве слуг бедняки-бедуины восседали на лошадях [Путинцева Т.А. Следы ведут в пески Аравии. М.: Наука, 1984, с. 27].
[281] Мюллер А. История ислама от основания до новейших времен / Пер. с нем. под ред. Н.А. Медникова. Т. I–IV. СПб., 1895, т. I, с. 304.
[283] Фрилинг Р. Христианство и ислам: Духовные борения человечества на пути к самопознанию / Пер. с нем. А. Прокопьева. М.: Энигма, 1997, с. 46.
[284] Неру Дж. Взгляд на всемирную историю. Т. I. М., 1981, т. I, с. 220.
[285] Отметим, что при жизни Мухаммеда, начиная с хиджры и до смерти Пророка, мусульмане каждый год именовали по событию, имевшему то или иное отношение к основателю ислама. Годы этого десятилетия (622–632) получили названия: «год изволения», «год повеления сражаться», «год очищения», «год поздравления», «год землетрясения», «год воспрошения», «год победы», «год равенства», «год отказа» и «год прощания» [Бируни Абурейхан. Избранные произведения. Т. I. Памятники минувших поколений / Пер. и примеч. М.А. Салье. Ташкент: Изд. АН Уз. ССР, 1957, с. 42; Логашова Б.-Р. Персы // Календарные обычаи и обряды народов Передней Азии. Годовой цикл. М.: Наука, 1998, с. 58].