Читать книгу «Иран vs Ирак: история и современность» онлайн.
Дав войне с Ираном название «Кадисия Саддама», иракский президент связал исход этой войны со своим именем, рискнул поставить на карту свой авторитет, поэтому он прилагал все усилия для того, чтобы «новая Кадисия» завершилась бы так же, как и почти полтора тысячелетия назад. Приняв решение о начале боевых действий, Саддам Хусейн совершил, по крайней мере, две ошибки, обусловившие впоследствии длительный характер конфликта. Во-первых, он полагал, что, ослабленная чистками, иранская армия будет не в состоянии эффективно противостоять иракскому вторжению и Ирак сможет в короткий срок нанести унизительное поражение Ирану. Поражение, которое, как он надеялся, повлечет за собой свержение Хомейни, повысит престиж самого Саддама в глазах всех арабов и выдвинет его в безоговорочные лидеры арабского мира. Во-вторых, президент Ирака очень рассчитывал на то, что арабское население Хузистана выступит против центральной власти. События опровергли эти расчеты. Арабы Хузистана не восстали против Хомейни, напротив, иностранное вмешательство разожгло революционный пыл масс, и все иранские народы объединились вокруг шиитских лидеров перед лицом внешней угрозы. С другой стороны, беспочвенными оказались и надежды Ирана на помощь со стороны иракских шиитов, которые, по расчетам тегеранских стратегов, должны были выступить в качестве его основного союзника в борьбе против «неверного предательского режима Баас».
Перед войной Исламская Республика Иран практически находилась в изоляции на международной арене и среди арабских стран. С началом ирано-иракской войны ситуация изменилась, обнажив противоречия в арабском мире. Ни одна из арабских стран не откликнулась на призыв Иордании оказать помощь Ираку. Более того, некоторые из них вообще выступили на стороне Ирана. «Долг арабов заключается в том, — заявил ливийский лидер Муаммар Каддафи, — чтобы плечом к плечу бороться вместе с мусульманами Ирана»[1200]. Антииракская позиция Сирии доходила порой до того, что телевидение Дамаска называло Саддама Хусейна «сумасшедшим фашистом», ведущим войну в интересах США. Помимо застарелого конфликта между двумя «центрами баасизма», этот подход объяснялся еще и тем, что Сирия, по существу, была оставлена одна на поле конфронтации с Израилем, и чем дольше продолжалась ирано-иракская война, тем больше внимание арабского мира отвлекалось в сторону Залива. Эту позицию Сирии разделял ее союзник — Ливия. 7 апреля 1981 г. Каддафи заявил: «Иракская армия сознательно уничтожается в ненужной борьбе — она воюет за Америку и за израильтян»[1201]. «Прохладным» можно было назвать отношение к иракскому руководству и проводимой им политике и со стороны Алжира. Во многом это было следствием того, что Ирак в свое время поддержал Марокко в вопросе о статусе Западной Сахары. До полного разрыва между Ираком и Алжиром дело тогда не дошло, в то время как с Сирией и Ливией Ирак разорвал дипломатические отношения еще 11 октября 1980 г. В итоге Иран, по некоторым подсчетам, получал больше оружия из стран арабского мира, в первую очередь из Ливии и Алжира, чем Ирак[1202].
Идеологические установки партии Баас всегда претворялись в жизнь без компромиссов, но война с Ираном внесла значительные изменения в эту «идеологическую чистоту». С появлением политических, экономических и социальных проблем, порожденных войной, «иракская революция приняла более компромиссный характер»[1203]. После закрытия Сирией с апреля 1982 г. нефтепровода Киркук — Средиземное море уменьшился экспорт иракской нефти. Ее уровень упал с 3,2 млн баррелей в день за первые девять месяцев 1980 г. до 700–800 тыс. баррелей в начале 1984 г. Это стало серьезным ударом по экономике Ирака, где «нефтедоллары» в довоенное время составляли примерно 60 % ВНП. Из богатой финансовыми ресурсами страны Ирак превратился в страну-должника, зависящую от внешней помощи. Уже в 1983 г. война обходилась Ираку в 1 млрд дол. в месяц. По подсчетам, Саудовская Аравия и эмираты Персидского залива за первые четыре года войны оказали Ираку финансовую помощь в размере 40 млрд дол.[1204].
В годы войны Ирак оказался в зависимости от политической и финансовой помощи именно тех стран, которые еще совсем недавно причислялись им к стану «реакционных». Так, в 1970 г. официальный печатный орган Баас «Ас-Саура» называл Иорданию «марионеточным государством», а Саудовскую Аравию — «базой американского империализма». Однако к 1983 г. Ирак оказался тесно связанным со всеми «консервативными» арабскими государствами. Были налажены отношения с Египтом, несмотря на участие последнего в кэмп-дэвидских соглашениях. 26 ноября 1984 г. были восстановлены дипломатические отношения с США[1205].
Попытки Ирана «экспортировать» опыт исламской революции сильно раздражали большинство арабов. Несмотря на то что многие из них приветствовали бы победу Ирана в войне с Ираком, они вовсе не хотели жить в стране с государственным правлением иранского образца. Парадоксально, но исламская революция в Иране, впервые за последние несколько сот лет всколыхнувшая политическое и социальное самосознание всех мусульман, привела к усилению противостояния арабов и иранских народов, суннитов и шиитов. Было, по крайней мере, три основные причины, вызывавшие опасения среди лидеров арабских стран относительно возможности восстания своих подданных-шиитов в поддержку «экспорта исламской революции»: 1) несмотря на потрясения, вызванные революцией и войной, Иран оставался одним из наиболее могущественных государств в регионе; 2) в Иране проживала самая многочисленная шиитская община в мире; 3) почти 200 тыс. иранцев населяло соседние арабские страны.
В своей политике в отношении ирано-иракской войны страны, входящие в состав авторитетной региональной организации — Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), придерживались линии «умиротворения и примирения». Даже после захвата Ираном островов Маджнун в феврале 1984 г. и начала в апреле 1984 г. «танкерной войны» члены ССАГПЗ пытались склонить враждующие стороны к мирному урегулированию. В своих многочисленных заявлениях по поводу войны члены Совета выступали, как правило, с крайне сдержанными оценками действий Ирана, и даже после перенесения войны в июле 1982 г. на иракскую территорию они не осудили Иран как агрессора.
По мере все большего затягивания ирано-иракского военного противостояния, державшего в напряжении весь Ближний и Средний Восток, позиции стран региона стали более решительными. Во время конференции Лиги арабских государств 20 мая 1984 г. впервые в истории этой организации было нарушено публичное единодушие арабов, и ЛАГ отвергла протесты Сирии и Ливии, выступивших против осуждения Ирана. С аналогичными действиями выступили и члены ССАГПЗ, поддержавшие резолюцию Совета Безопасности ООН от 1 июня 1984 г., в которой подверглись резкой критике воздушные налеты на танкеры. Все это не могло не учитываться в Багдаде и в Тегеране, и, когда решение о прекращении войны было достигнуто, оно с облегчением было воспринято в первую очередь в столицах арабских государств.
На чьей стороне должен был стоять Советский Союз в ирано-иракской войне 1980–1988 гг.? Отвечая на этот вопрос с позиций сегодняшнего дня, следует признать, что политика невмешательства, которой старалось придерживаться советское руководство, была определенно правильным выбором. Призывы Москвы к скорейшему прекращению «этой братоубийственной войны, за политическое урегулирование конфликта», который был охарактеризован как абсолютно бессмысленный с точки зрения интересов Ирана и Ирака[1206], несомненно, способствовали укреплению позиций нашей страны на Ближнем и Среднем Востоке и сохранению дружеских связей как с Ираном, так и с арабским миром.
Послесловие
Ислам — самая молодая из всех мировых религий. Если рассматривать его развитие сравнительно с историей христианства, то, с хронологической точки зрения, со «дня рождения» ислама сейчас (2001 г.) прошло только 1379 лет по солнечному календарю. В христианском мире это было время, когда в Англии правил король Ричард II, во Франции — Карл V Мудрый, а на Руси княжил Дмитрий Донской, еще не одержавший победу на Куликовом поле. С первых лет своего существования ислам оказался в положении внебрачного ребенка, необоснованно покусившегося на все сформировавшееся мировое духовное наследие. Иудеи и зороастрийцы, католики и православные на протяжении веков рассматривали ислам лишь как грубую копию христианства, его «низшую форму». Верующие в Библию, как в единственно верное Священное Писание, отвергали пророчества Мухаммеда и не признавали в нем последнего посланника Всевышнего. Первые мусульмане, со своей стороны, утверждали, что иудеи и христиане с течением времени исказили истинное вероучение, ниспосланное Богом библейским посланникам и пророкам. Спор этот не разрешен до сих пор.
Еще в эпоху раннего Средневековья в странах Западной и Восточной Европы господствовало твердое убеждение, что ислам целиком и полностью основан на насилии и что мусульмане это не просто варвары, а воинствующие фанатики. Оно сложилось, что удивительно, во времена первых крестовых походов, в ходе которых представлению об исламе как о религии меча и насилия противопоставлялся контрастный образ христианства как религии мира, распространяемой исключительно посредством убеждения. «Именно такое противопоставление двух религий использовалось Фомой Аквинским в качестве главного аргумента его выступления против ислама»[1207]. Хотя только один ужасающий кровавый террор, развязанный рыцарями-крестоносцами в поверженной 13 апреля 1204 г. христианской Византии[1208], мог привести современников-мусульман к убеждению, что именно христианство является религией варварства и фанатизма.
Убеждение в том, что «воины Аллаха» — это насильники, огнем и мечом насаждающие повсюду свою веру и получающие духовное удовлетворение от грабежей и убийств безвинных стариков, женщин и детей, было широко распространено и в эпоху колониальных захватов. Но тогда подобные взгляды служили для европейцев в качестве «идеологического обеспечения» в деле порабощения народов мусульманского мира и оправдания собственной экспансионистской политики, проводившейся под прикрытием рассуждений о «цивилизаторской миссии» европейских держав.
Стереотип воинствующего мусульманина-фанатика жив на Западе по сей день, однако «образ кровожадного турка, готового зарезать неверного, который не желает перейти в магометанскую веру», ныне сменился образом «арабского "террориста" в военной форме, вооруженного автоматом Калашникова и готового хладнокровно убивать ни в чем не повинных еврейских и христианских женщин и детей»[1209]. По меньшей мере настороженное отношение к исламу и его приверженцам сложилось, к сожалению, и в современной России. Во многом оно вызвано войной в Афганистане в 1980-е годы и затянувшимся противоборством с чеченскими сепаратистами. Не прошли бесследно и многовековое противостояние с «басурманами», а также русско-турецкие и русско-персидские войны XVIII–XIX вв.
Носители предубеждений о «недоразвитости» и «кровожадности» ислама не осознают простой истины, что он, как одна из трех основных мировых религий (наряду с буддизмом и христианством), не может и не должен рассматриваться в категориях «плохой» или «хороший». Нравится кому-то это или нет, но ислам исповедует около 1 млрд человек на всех континентах, и нет никаких оснований говорить о его несовершенстве или упадке.
В нашей работе мы пытались показать, что подобные ложные стереотипы в отношении ислама являются политическим анахронизмом, что они не верны ни с исторической, ни с фактической точек зрения. Ни одна из религий, включая ислам, не появилась на свет как экспансионистская вера. Ни в одном из Священных Писаний не говорится о завоевании всего мира, а если говорить о Пророке ислама, то вряд ли Мухаммед имел ясное представление о существовании Европы или Китая.
Во времена джахилийи межплеменные набеги и войны были одним из главных занятий бедуинов Аравии. Пророк ислама стоял перед тройным выбором: или положить конец этим войнам, или разрешить их бесконтрольное продолжение, или попытаться как-то регламентировать их ведение. Мухаммед выбрал третий путь. «То, что он запретил, — это нашествие племен друг на друга внутри мусульманской уммы»[1210]. Именно с этой точки зрения следует рассматривать появление джихада, а именно — как облеченного в религиозную форму обычая набегов, практиковавшегося кочевыми племенами в доисламские времена.
В романских и славянских языках слово «джихад» преимущественно переводится как «священная война», что подразумевает, что мусульмане всякий раз берутся за оружие, дабы силой навязать свою веру и стереть с лица земли тех, кто ее отвергает. Здесь, на наш взгляд, упускаются из виду несколько важных моментов: 1) термин «джихад» означает «усилие», «старание» и вовсе не сопряжен с религиозной экспансией и насилием; 2) в государствах мусульманского мира, где политика тесно увязана с религией, внешнеполитические цели и в наши дни представляются как религиозные, а всякая война выглядит как исламская; 3) все войны, которые вели между собой мусульманские государства, своим побудительным мотивом имели, как правило, не религиозные, а вполне мирские цели.
Весьма значимым является то обстоятельство, что джихад не входит (и никогда не входил) в состав пяти «столпов» ислама. Другими словами, он не может считаться прямой обязанностью мусульман на личностном уровне. Джихад находится в сфере прерогатив государства, хотя иногда делались попытки (например, хариджитами) сделать его долгом каждого члена уммы.
Но даже и в этом случае упускается из виду, что «борьба против неверных» составляет лишь одну, притом не самую важную, из многоликих ипостасей, входящих в понятие «джихад». Большинство улемов и факихов всех четырех мазхабов определяло «священную войну» лишь как «малый джихад». В то же время были детально разработаны концепции «великого джихада» (или «джихада сердца») — противоборства с собственными дурными наклонностями, «джихада языка» стремления к благому и запрета всего дурного, «джихада руки» — дисциплинарных мер в отношении нарушителей общепризнанных норм поведения и т. д. Пророк Мухаммед говорил: «Лучший джихад есть тот, когда человек говорит правду в лицо правящему тирану»[1211].
Изначально «малый джихад», т. е. собственно «священную войну», можно было использовать в следующих случаях:
— против врагов Аллаха — тех, кто угрожает существованию уммы, преследует мусульман;
— против внешней агрессии;
— против язычников;
— против вероотступников («лжепророков» и их последователей);
— против тиранов и притеснителей;
— против «людей Писания», отказавшихся платить подать;
— против разбойников[1212].
Мусульмане считали, что все курейшиты при Пророке приняли ислам, поэтому позднее любой выходец из этого племени, перешедший в иную веру, рассматривался как вероотступник и подлежал смерти. В умме Пророка теряла законную силу кровная месть, так как можно было проливать кровь только того, кто выступил против Аллаха и мусульман.
Все четыре канонизированных суннитских мазхаба были солидарны в том, что в ходе «священной войны» нельзя убивать женщин и несовершеннолетних, если те не сражались против мусульман. В отношении других категорий населения противника единодушия среди факихов не было. Ханафиты, ханбалиты и маликиты считали возможным убивать только тех, кто способен сражаться с мусульманами (неважно, сражался он в действительности или нет). Они исключали из их числа престарелых, умалишенных, монахов, немощных, инвалидов, крестьян и рабов, если они не выступали с оружием в руках против мусульман и не содействовали этому. Шафи'иты в основной массе допускали убиение перечисленных лиц. Нанесение ущерба собственности противника всегда оговаривалось рядом условий. В частности, ханафиты разрешали уничтожение посевов и плодоносящих деревьев и растений, а исмаилиты считали это запретным. Все мазхабы были солидарны в том, что имущество, которое нельзя переправить на мусульманскую территорию, может быть разрушено или сожжено, хотя в отношении домашнего скота единодушия среди них не было.
Взятые в плен женщины и дети становились собственностью мусульман. Маликиты допускали возвращение их противнику за выкуп или безвозмездно. Другие мазхабы отрицали такую возможность. Взрослые представители вражеской стороны, оказавшиеся в руках мусульман, превращались в военнопленных (асара), причем ханафиты исключали из их числа лиц, не способных носить оружие и не годных для продолжения рода (старики, инвалиды, немощные, монахи). Таковые задерживались до тех пор, пока за них не уплачивался выкуп. Военнопленных можно было либо освободить за выкуп, либо обратить в рабство, либо умертвить. Маликиты считали возможным переход военнопленных в категорию зимми. Военнопленные, обращенные в ислам, не могли предаваться смерти. Военнопленных, осужденных на смерть, категорически запрещалось калечить или подвергать пыткам. Вообще, убиение военнопленного всегда рассматривалось как деяние, достойное, по меньшей мере, порицания.
[1200] Цит. по: Iran — Iraq: Guerra, politica, sociedad / Musalem D., Zeradoun Z. (Сотр.); Ceestem. Mexico, 1982, р. 158.
[1201] Цит. по: Hünseler P. Der Irak und sein Konflict mit Iran: Entwicklung innenpolitischer Bestimmungsfaktoren und Perspektiven / Forschungsinst. der Deutschen Gesellschaft fur Auswartige Politik. Bonn, 1982, S. 101.
[1202] Hünseler P. Der Irak und sein Konflict mit Iran: Entwicklung innenpolitischer Bestimmungsfaktoren und Perspektiven / Forschungsinst. der Deutschen Gesellschaft fur Auswartige Politik. Bonn, 1982, S. 105.
[1203] Ismail Tareq Y. Ismail Jacklin S. Iraq's interrupted revolution // Current history. Philadelphia, 1985. Vol. 84. № 498, р. 29.
[1204] Ismail Tareq Y. Ismail Jacklin S. Iraq's interrupted revolution // Current history. Philadelphia, 1985. Vol. 84. № 498, р. 30.
[1205] Ismail Tareq Y. Ismail Jacklin S. Iraq's interrupted revolution // Current history. Philadelphia, 1985. Vol. 84. № 498, р. 31.
[1206] Брежнев Л.И. Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXVI съезду Коммунистической партии Советского Союза и очередные задачи партии в области внутренней и внешней политики: Доклад XXVI съезду КПСС 23 февраля 1981 г. // Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 19.
[1207] Сагадеев А.В. Ислам и вопросы войны и мира (Научно-аналитический обзор). М.: ИНИОН АН СССР, 1981, с. 17.
[1208] См.: Заборов М.А. Крестоносцы на Востоке. М.: Наука, 1980, с. 243–252, 308–314.
[1209] Peters R. Islam and colonialism: The doctrine of jihad in modern history. The Hague etc.: Моuton, 1979, р. 4.
[1210] Ferguson G. War and peace in the world's religions. L.: Scheldon press, 1977, р. 126.
[1211] Аль-Ахадис Аль-Кудсийя. Хадисы Пророка / Пер. и коммент. В. Пороховой. Изд. I / Гл. ред. Мухаммад Сайд аль-Рошд. Дамаск: Центр Аль-Фуркан, 1419 г. х. (1998 г.), с. 106.
[1212] Сагадеев А.В. Ислам и вопросы войны и мира (Научно-аналитический обзор). М.: ИНИОН АН СССР, 1981, с. 22.