Читать книгу «Иран vs Ирак: история и современность» онлайн.
2 апреля 1980 г. Ирак направил два письма протеста против «провокационных действий» Тегерана Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму и главе очередной VI Конференции неприсоединившихся стран Фиделю Кастро. В ответ МИД Ирана сделал заявление, что Ирак захватил территории, принадлежащие Ирану, а айатолла Хомейни 8 апреля высказался в том духе, что если Ирак будет продолжать требовать освобождения островов Томб и Абу-Муса, то Иран будет продолжать предъявлять территориальные претензии Ираку. 18 апреля на одной из своих встреч Хомейни заявил: «Иракское правительство недействительно, оно даже не имеет парламента; оно является военной кликой, захватившей власть и действующей как ей заблагорассудится… Саддам Хусейн хвастается своим арабизмом… Необходимо, чтобы все мусульманские народы знали действительное значение этого понятия. Сказать «мы являемся арабами» эквивалентно заявлению «мы не являемся мусульманами». В настоящий момент своей истории арабы противостоят исламу. Они хотят возродить эпоху Омейядов и джахилийи, когда сила и власть были на стороне арабов…» На следующий день в печати было опубликовано воззвание духовного лидера Ирана, где, в частности, говорилось: «Иракский народ не должен попасть в руки своих агрессивных правителей. Его долг, как и долг его армии, — свергнуть Баас, являющуюся неисламской партией»[1053]. В интервью немецкому журналу «Шпигель» от 1 июня 1981 г. (уже после начала боевых действий) Саддам Хусейн отверг обвинения айатоллы Хомейни в нерелигиозности иракской политической системы, назвав это «не его делом», тем более что в стране большинство населения исповедует ислам. «Мы правим не от имени религии, — заявил президент Ирака, — поскольку полагаем, что это отвечает интересам народа и арабской нации. Мы погрязнем в хаосе и анархии, если народы этого мира позволят восторжествовать над собой муллам и религиям. Мы думаем, что правление на основе религии создает больше проблем, чем разрешает»[1054].
О характере пропагандистских публикаций в Ираке в годы ирано-иракской войны можно судить по книге с характерным названием «Кадисия Саддама. Против хомейнистского гнета, фашизма, империализма и сионизма». Ее авторы поставили перед собой задачу раскрыть «характер и сущность битвы, которую ведет Ирак под руководством борца за арабское дело Саддама Хусейна» против «нового татаро-монгольского нашествия, несущего арабам средневековую отсталость, иностранное порабощение, гнет и ограбление и прикрывающегося лозунгом "распространения исламской революции"»[1055]. В изданной в 1982 г. руководством партии Баас брошюре «Арабская революция» указывалось на невозможность осуществления арабского единства, пока существуют «империалисты из Персии, проводящие агрессивную, дискриминационную политику по отношению к арабам»[1056].
Отповедь айатоллы Хомейни подобным сентенциям была проста: «Чем больше неистовствуют средства массовой информации сатанинских держав Запада и Востока, тем больше наша божественная сила, и Великий Аллах воздаст всем должное в этом и других мирах»[1057].
Национальный вопрос и курдская проблема. Исторически сложилось так, что в рамках государственных границ Ирана и Ирака проживают народы, относящиеся к различным этническим группам. Иран, кроме персов, населяют народы иранской языковой группы — курды, гилянцы, луры, мазендаранцы, белуджи, бахтиары и др.; тюркской группы — азербайджанцы, туркмены, кашкайцы, афшары и др.; семитской группы — арабы, ассирийцы и др. В Ираке, помимо арабов, составляющих большинство населения, живут курды, туркмены, персы, ассирийцы и некоторые другие народы. Многие этносы: курды, азербайджанцы, туркмены, белуджи, армяне, арабы и некоторые другие — разделены границами двух или нескольких государств.
Народы, населяющие Иран и Ирак, находятся на различных уровнях социально-экономического и этнического развития. Помимо арабов и персов, которые еще до Первой мировой войны сложились как нации, наиболее сильно процесс национального формирования затронул иранских азербайджанцев и курдов обеих стран, поскольку они живут относительно компактной группой, сохраняют родной язык, обладают развитым национальным самосознанием, имеют свои культурные традиции, обычаи и литературу.
В Ираке ситуацию, сложившуюся в экономике «национальных окраин», можно проиллюстрировать на примере курдских районов, занимающих территории провинций (лив) Киркук, Сулеймания, Эрбиль, Мосул и Дияла. Иракский Курдистан — один из богатейших нефтеносных районов страны, а киркукское месторождение принадлежит к числу наиболее продуктивных в мире. Его разведанные запасы (свыше 2 млрд т) составляют более половины всех залежей Ирака. Однако в экономической сфере этого региона преобладали сельскохозяйственные отрасли и мелкокустарные производства, поскольку отчисления, получаемые от продажи нефти, все без исключения правительства и монархического, и республиканского Ирака направляли на промышленное развитие центральных и южных районов страны. По урожаю основных сельскохозяйственных культур Иракский Курдистан в 1960-е годы занимал исключительно важное положение: производство ячменя колебалось от 40 до 60 %, пшеницы — до 70 %, а табака — до 85 % от выращенных по стране[1058]. Для этого региона был характерен низкий уровень агротехнического производства, слабая машинная база, здесь господствовали полуфеодальные формы землепользования, а курды придерживались полукочевого образа жизни. Проникновение элементов капиталистического уклада в экономику постепенно приводило к разложению родоплеменных отношений, тем не менее жизнь местного населения сохраняла многие архаичные черты.
В Иране национальная ситуация была впервые юридически отражена в Конституции 1906 г. В ней за персами было закреплено положение господствующей нации, а политические права национальных меньшинств были ограничены. Провинции страны, населенные другими народами, не получали никаких особых автономных прав. Национальная специфика не учитывалась при формировании административного аппарата, а делопроизводство в национальных районах велось на фарси. Правом избирать своих депутатов в меджлис, помимо персов, могли пользоваться только немусульманские меньшинства — зороастрийцы, армяне-христиане, иудеи (начиная с 1960 г. еще и ассирийцы), но в высшей палате парламента — сенате — места для неперсов вообще не были предусмотрены[1059]. В период правления Реза-шаха идеологической платформой внутренней и внешней политики стал национализм. Во внешнеполитическом плане концепция «единой иранской нации» играла относительно прогрессивную роль, так как имела преимущественно антиколониальную направленность, была связана с мировым национально-освободительным, общедемократическим движением. По мере укрепления государственного суверенитета эта ипостась национализма постепенно отходила на второй план, уступая место нарождавшемуся «национализму без либерализма» с ярко выраженной ассимиляторской направленностью[1060]. Его составной частью, помимо культа монархии, стало усиленное пропагандирование «этнонациональной однородности» иранцев, их национальной и культурной исключительности. «Со времен Реза-шаха, — отмечал отечественный иранист В.В. Трубецкой, — лозунг «бог, шах, родина» прочно вошел в арсенал официального национализма»[1061].
Во время первой всеобщей переписи населения в Иране был произведен учет населения, говорящего на так называемых «местных языках». Статистические данные показали, что численность этнических групп в стране приближается к восьмидесяти[1062]. Районы, населенные национальными меньшинствами, резко отставали в социально-экономическом отношении. Непропорциональное распределение при планировании и строительстве промышленных объектов привело к их сосредоточению в центральных районах. Так, по официальным данным, только на долю остана Тегеран приходилось около трети всех предприятий обрабатывающей промышленности и почти половина всех капиталовложений в индустрию[1063].
Сложность внутринациональной ситуации в Иране и Ираке усугублялась тем, что не все патриотически настроенные круги признавали необходимость разрешения национальной проблемы в пользу малых народов. Многие представители национальной буржуазии и демократических течений, активно и последовательно выступавшие против монархий, господства внешних сил, феодальных и родоплеменных отношений, не признавали за ними права на национальную автономию в рамках единого государства, с пониманием относились к ассимиляторской политике центральных властей. В одном из своих выступлений председатель иранского сената Сейид Хасан Таги-заде охарактеризовал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Иногда крайние националисты категорически отрицают существование в Иране различных народов, этнических элементов и языков, полагая, что путем резкой и упрямой политики можно поглотить эти элементы. Они не понимают, что только справедливость, терпимость, братское и более внимательное отношение к их нуждам и свобода, а не насилие, насмешки и жестокость могут усилить ассимиляторскую деятельность центрального правительства»[1064].
Одной из болевых точек в ирано-иракских отношениях был курдский вопрос. Правящие власти обеих стран придерживались следующей тактики: в период улучшения ирано-иракских отношений они выступали единым фронтом против курдского национально-освободительного движения. Но, когда отношения между двумя государствами обострялись, каждое из них стремилось использовать курдскую проблему в целях ослабления позиций соперника[1065].
В течение долгих лет правящие режимы в Иране и Ираке не признавали прав курдского народа на самоопределение, и курдское освободительное движение на долгие годы стало причиной непрекращающейся головной боли политического руководства обеих стран. В 1922 г. восставшие курды Ирака во главе с шейхом Махмудом Барзанджи объявили о создании курдского государства с центром в г. Сулеймания. Англичанам удалось уничтожить это государство. В 1931–1932 гг. иракские курды под руководством Ахмеда аль-Барзани вновь подняли восстание и потребовали предоставления им суверенитета и законного признания их прав. И на этот раз выступление курдов было потоплено в крови. В 1943 и летом 1945 г. иракские курды, во главе которых встал шейх Мустафа аль-Барзани, вновь взялись за оружие, но потерпели поражение. В 1945 г. в Иранском Курдистане курдам в первый раз удалось добиться победы и создать небольшое самостоятельное государство Мехабадскую республику. Однако уже в конце 1946 г. под натиском правительственных войск республика пала.
Созданная в Ираке в 1946 г. Демократическая партия Курдистана (ДПК) поставила перед собой в качестве главной стратегической задачи достижение национальной автономии с перспективой образования независимого Курдского государства. Во главе партии встал Мустафа аль-Барзани. Руководство ДПК в ходе борьбы за признание прав своего народа пришло к выводу о невозможности достижения этой цели без свержения монархического режима Фейсала II и придавало большое значение совместной арабо-курдской борьбе. В те годы Мустафа аль-Барзани в своем обращении к иракскому народу заявлял: «Я не воюю с иракским народом, к которому сам принадлежу. Я воюю и буду воевать с империализмом и его агентами. Я требую от народа — арабов, курдов — объединить борьбу против общего врага нашего народа — империализма»[1066].
Впервые равноправие курдского народа было признано в Ираке после победы июльской революции 1958 г. Статья III Временной конституции страны от 1958 г. провозгласила «партнерство арабов и курдов в рамках единого Ирака», что явилось важным шагом на пути к признанию этнической самостоятельности курдского народа. Правительству Касема, как уже отмечалось, так и не удалось разрешить курдскую проблему, однако его заявления о возможности «партнерства» с курдским освободительным движением вызвали резко негативную реакцию в Тегеране. САВАК установила тогда контакты с Мустафой аль-Барзани, приведшие к договоренности о поставках из Ирана иракским курдам оружия, противовоздушных зенитных установок, а также средств связи. В борьбе против режима Касема курдские повстанцы получали помощь от иранских военных инструкторов. Оправдывая содействие курдскому национально-освободительному движению, иранская печать писала буквально следующее: «Курды являются иранцами, которые многие годы изъявляли желание вернуться в свою собственную страну — Иран… Более одной трети населения Ирака составляют либо представители иранской нации, либо те, кто по происхождению являются ими. Имеется значительное число курдов, которые живут на территориях, принадлежащих Ирану и насильственно занятых иракским правительством… Никто не будет отрицать, что курды являются иранцами и арийцами в расовом отношении»[1067]. Итог известен: Касем отказался от политики «партнерства» и развернул широкомасштабные боевые операции против курдов, продолжавшиеся вплоть до переворота 8 февраля 1963 г.
В целях укрепления своих позиций правые баасисты уже 9 февраля объявили о прекращении военных действий в Иракском Курдистане, более того, два курда были включены в состав правительства. Однако уже летом боевые операции на севере страны возобновились, и только за первый месяц войны было уничтожено около 200 курдских деревень, погибло более 2 тыс. человек[1068]. Политика иракских властей нашла тогда положительный отклик со стороны государств — членов СЕНТО. Заручившись поддержкой Ирана и Турции, Багдад объявил Курдистан зоной боевых действий. После переворота 18 ноября 1963 г. новое правительство Ирака подписало с курдами соглашение о прекращении огня, но курдская проблема так и не была разрешена. Свертывание боевых действий в Иракском Курдистане противоречило интересам иранского руководства, и оно возобновило поставки вооружения и оборудования в мятежные районы. 3 января 1965 г. Багдад обвинил Иран в помощи курдским повстанцам, стремящимся, по мнению властей, создать «второй Израиль на севере Ирака»[1069].
Военные действия в Иракском Курдистане, вновь развернувшиеся зимой 1965–1966 гг., привели к резкому обострению ирано-иракских отношений. Иранское правительство выступило с протестом в связи с тем, что в ходе курдской операции иракские самолеты и сухопутные части нарушали границу Ирана и даже подвергали бомбардировке некоторые пограничные иранские деревни. Беспокойство в Тегеране вызвало применение властями Ирака отравляющих газов, от которых пострадали иранские населенные пункты. Багдад не только не опроверг эти сообщения, но и развернул широкую антииранскую кампанию, в ходе которой в адрес шахского правительства посыпались обвинения в поддержке курдских повстанцев.
В связи с обострением ирано-иракских отношений состоялся обмен письмами между премьер-министрами Амиром Аббасом Ховейдой и Абд ар-Рахманом аль-Баззазом. Иракская сторона добивалась «закрытия ирано-иракской границы», что лишило бы курдов контактов с внешним миром. Она предлагала осуществить взаимный отвод войск, прекратить обоюдную враждебную пропаганду в средствах массовой информации и создать смешанную комиссию по расследованию пограничных инцидентов. Одновременно с этим в январе 1966 г. министерство иностранных дел Ирака распространило книгу «Факты, касающиеся ирако-иранской границы», в которой Иран обвинялся в нарушении границ с Ираком[1070].
Пришедшие к власти в результате «революции 17 июля» левые баасисты заявили о готовности урегулировать курдскую проблему мирным путем. 10 марта 1970 г. между правительством и руководителями курдского освободительного движения было подписано соглашение, включавшее пункт о признании права курдов на национальную автономию в рамках Ирака. Однако реализация положений этого документа была отложена в связи с новым обострением обстановки на Ближнем Востоке и началом арабо-израильской войны 1973 г.
В целях раскола арабских стран, ведущих войну против Израиля, и ослабления военного потенциала Ирака — наиболее непримиримого участника антиизраильской коалиции, — Тель-Авив и Вашингтон пошли на сближение с той частью руководства ДПК, которая выступала против правительства аль-Бакра и была готова к новой вооруженной борьбе против центральной власти. Это крыло лидеров курдского освободительного движения выступало за включение в состав автономии «исконно курдских территорий» — Киркука, Ханакина и Шангала (Синджара). Левые баасисты не были готовы к столь радикальному решению вопроса и не могли согласиться на включение богатых нефтью районов в состав Курдистана. Поэтому в принятом 11 марта 1974 г. законе об автономии Иракского Курдистана территория последнего была ограничена лишь районами, прилегающими к г. Эрбилю. Такое решение, естественно, вызвало недовольство со стороны большинства представителей курдского демократического движения, закон об автономии был ими отвергнут, и вооруженные столкновения возобновились. Стремясь воплотить в жизнь идею создания независимого курдского государства, лидер иракских курдов Мустафа аль-Барзани решил тогда опереться на США и Израиль. В интервью газете «Вашингтон пост» он заявил: «Мы готовы сделать что-либо, способствующее интересам североамериканской политики в этом районе мира, если Соединенные Штаты защитят нас от волков. Если бы эта поддержка оказалась значительной, мы могли бы установить контроль над нефтяными месторождениями в Киркуке и предоставить их в концессию определенным компаниям»[1071].
Дестабилизация внутриполитической обстановки в Ираке сыграла на руку Тегерану, всегда стремившемуся ослабить потенциал своего давнего соперника. Шахское правительство возобновило поставки иракским курдам оружия и снаряжения, продовольствия и медикаментов, предоставило в их распоряжение военные базы на своей территории. В качестве ответного шага лидер ДПК Мустафа аль-Барзани обязался не поддерживать иранских курдов в их борьбе против режима Мохаммеда Реза Пехлеви. Когда иракские регулярные части стали теснить курдских повстанцев, Иран открыл свои границы для свободного перехода беженцев на свою территорию. В марте 1974 г. сюда перешло примерно 73 тыс. иракских курдов, а к концу года их число достигло 135 тыс. В районах, прилегающих к границам Ирака, были созданы специальные лагеря для беженцев, где фомировались военные ополчения, которые после соответствующей подготовки направлялись в Ирак для участия в боях против правительственных войск[1072].
Угроза развязывания новой широкомасштабной войны в Иракском Курдистане явилась одной из причин, склонившей Багдад к поиску путей к нормализации отношений с шахским режимом. После подписания Алжирского соглашения 1975 г. иракские курды лишились внешней поддержки и оказались не в состоянии успешно противостоять правительственным войскам. Военные успехи позволили иракскому правительству приступить к реализации политики «арабизации» курдских провинций. Местное население подверглось депортации в центральные и южные районы страны. К началу 1979 г. число насильственно изгнанных из родных мест достигло 700 тыс. человек. Было опустошено 1 222 курдских населенных пункта в провинциях Дияла, Сулеймания, Эрбиль, Киркук, Дахок и Мосул. Вдоль границы с Ираном был создан так называемый «арабский пояс» шириной 25 км, куда переселялись арабы. Вслед за этим последовало решение иранского правительства закрыть свою границу для перехода курдов и репатриировать в Ирак тех, кто находился в лагерях для беженцев. Всего было насильственно переселено свыше 40 тыс. человек[1073].
Придя к власти, Саддам Хусейн приостановил начатое в мае-июне 1979 г. очередное наступление правительственных войск на севере страны. В июле он посетил курдские провинции, где заверил руководителей ДПК в своей поддержке идеи автономии, обещал вернуть курдских переселенцев на родные земли и провести выборы в местный законодательный совет. Другими словами, были предприняты шаги, дабы обеспечить нейтралитет курдов в условиях растущей конфронтации с Ираном. В конце лета обещанные выборы были проведены, а в состав СРК вошли некоторые представители курдского движения, сотрудничавшие с баасистами.
Начавшаяся ирано-иракская война отодвинула решение курдской проблемы на неопределенный срок. Охваченные волной патриотизма, иракские и иранские курды прекратили вооруженное сопротивление и выступления с требованием автономии.
Пограничные споры
Проблема Шатт-эль-Араб. Шатт-эль-Араб — широкая судоходная река, образованная от слияния двух главных рек Месопотамии, Тигра и Евфрата. Общая ее длина составляет приблизительно 204 км, а ширина около 550 м. На ряде участков ширина реки превышает 1 км. Все эти параметры приблизительны и часто меняются, так как оценочная масса ила, выносимого рекой ежегодно, превышает 35 млн т. Шатт-эль-Араб несет свои воды от города эль-Курна до острова Фао в Персидском заливе, и примерно половина этого пути в нижнем течении реки является границей между Ираном и Ираком[1074].
Вся водная гладь Шатт-эль-Араб к началу 1980-х годов находилась под юрисдикцией Ирака, за исключением 14 км, где граница проходила по тальвегу. Это — семикилометровая полоса, которая была уступлена Османской империей Ирану по Константинопольскому протоколу 1913 г. в районе порта Хорремшехр (Мухаммара), и семикилометровый участок в районе г. Абадан, перешедший под иранский суверенитет, согласно пограничному договору 1937 г. Шатт-эль-Араб является единственным водным путем, позволяющим Ираку иметь выход в воды Персидского залива и дающим возможность его судам достичь порта Басра. Вот почему любые посягательства на бассейн реки со стороны Ирана в Багдаде всегда рассматривались как попытки подорвать экономическую мощь страны и ослабить ее внешнеторговые связи.
Ирак, ссылаясь на исторические данные и документы, пытался представить дело так, что левый (восточный) берег реки со всеми его населенными пунктами издревле принадлежал арабам, а потом османской Турции. В своем споре с Ираном о местоположении границы Ирак подчеркнуто выступал в качестве правопреемника Османской империи.
Разногласия между Ираном и Ираком по пограничным вопросам впервые проявили себя перед Второй мировой войной. 22 апреля 1932 г. король Фейсал I и премьер-министр Ирака Нури Са'ид прибыли с официальным визитом в Тегеран. 2 мая было опубликовано совместное коммюнике, в котором говорилось о желании сторон вступить в официальные переговоры по урегулированию спорных вопросов. Предусматривалось рассмотреть и подписать несколько соглашений: об экстрадиции лиц, нарушивших законы, об урегулировании положения приграничного населения, о признании правомочности приговоров судов, вынесенных другой стороной, и т. п. Но не был решен главный тогда вопрос — о таком местоположении границы между двумя странами, которое устраивало бы обе стороны[1075]. Когда Нури Са'ид получил аудиенцию у Реза-шаха и разговор зашел о спорных пограничных вопросах, шах признал правомочность Эрзерумского договора 1847 г., на положения которого ссылалась иракская сторона, выражая свою точку зрения. Однако при этом иранский монарх выразил надежду, что Ирак уступит около трех километров прибрежной полосы в районе Шатт-эль-Араб, чтобы дать возможность иранским судам вставать там на якорь. Одновременно Тегеран выступил с предложением провести новую границу не по левому берегу реки, а по тальвегу. В целом, иранское руководство резко выступало против положений договоров и протоколов, подписанных ранее Ираном и Османской империей, считая, что эти документы не отражали воли обеих сторон и были составлены под диктовку Великобритании и России. Иракский премьер-министр ответил, что он готов довести точку зрения иранской стороны до сведения иракского правительства, так как не уполномочен решать подобные вопросы. После того как кабинет министров Ирака изучил доклад Нури Са'ида о визите в Тегеран, было принято решение отклонить пожелания шаха на том основании, что конституция страны не содержит положений, предполагающих возможность каких-либо уступок иракской территории кому бы то ни было. В то же время Ирак предложил иранской стороне взять требуемую им трехкилометровую береговую полосу в аренду. Но это предложение осталось без ответа[1076].
Сложившаяся ситуация обострила ирано-иракские отношения. Она достигла кульминации в 1934 г., когда Иран перекрыл реки, питавшие водой приграничные населенные пункты Ирака. Тегеран заявил, что не признаёт иракского суверенитета над Шатт-эль-Араб, вслед за этим два шлюпа и четыре канонерки иранских вооруженных сил вошли в реку из Персидского залива и демонстративно поднялись вверх по течению до Хорремшехра. В ответ на это 29 ноября 1934 г. Ирак обратился в Совет Лиги Наций с просьбой рассмотреть вопрос об ирано-иракской границе из-за ее многочисленных нарушений Ираном. Спор о местоположении границы оказался вынесенным на обсуждение этой самой влиятельной тогда международной организации. 2 января 1935 г. министерство иностранных дел Ирака направило генеральному секретарю Лиги Наций ряд документов, отражавших иракское видение пограничной проблемы. В ответном меморандуме от 8 января иранская сторона заявила, что все международные соглашения, подписанные до того времени, не имеют обязательной силы.
14 января 1935 г. Совет Лиги Наций на третьем заседании своей 84-й сессии заслушал министра иностранных дел Ирака Нури Са'ида и представителя Ирана Мирзу Са'ида Бахер-хана Казими. В своем выступлении Нури Са'ид заявил, что прокладка границы по левому берегу Шатт-эль-Араб являлась долговременной договоренностью. «Это обычно, — сказал он, — когда судоходная река становится границей между государствами, и эта граница проходит по тальвегу, но это никоим образом не является универсальным правилом. Граница может быть проложена и иногда прокладывается по береговой линии, и в этих случаях соглашение является неопровержимо обоснованным». При этом он добавил, что иракская сторона никогда не чинила препятствий при использовании русла реки судами других стран. В ответ на это иранский представитель подтвердил, что Эрзерумский договор 1847 г. действительно был подписан и ратифицирован Ираном и османской Турцией, однако он, по мнению иранской стороны, потерял законную силу, так как Мухаммед Али-хан аш-Ширази нарушил полученные инструкции, согласившись с положениями Объяснительной записки, приложенной к договору, в то время как был уполномочен лишь ратифицировать текст этого документа. К тому же, констатировала иранская сторона, притязания Ирака на все русло Шатт-эль-Араб лишены какой-либо договорной основы, так как они находятся в абсолютном противоречии с общепризнанным международным правом, согласно которому наилучшими линиями разграничения пограничных рек считаются либо тальвег, либо срединная линия[1077]. Прения в Совете Лиги Наций завершились безрезультатно. На заседании 15 января народный комиссар иностранных дел СССР М.М. Литвинов и министры иностранных дел Великобритании и Турции заявили о нейтралитете своих государств в ирано-иракском споре, и основной докладчик по этому вопросу (представитель Италии) предложил отложить обсуждение до следующей сессии.
Переговоры между Ираном и Ираком были перенесены из Женевы в Тегеран. В августе 1935 г. туда прибыла иракская правительственная делегация во главе с министром иностранных дел, которая была принята Реза-шахом. В ходе переговоров шах вновь выразил готовность признать положения Эрзерумского договора 1847 г. при условии, что Ирак уступит трехкилометровую береговую линию Шатт-эль-Араб, и вновь услышал предложение о передаче этого участка в аренду на определенный срок. Обсуждение спорных вопросов продолжалось два года и было ускорено после военного переворота в Ираке 1936 г. Реза-шах заявил, что он «ничего не хочет от Ирака, кроме линии тальвега по реке Шатт-эль-Араб, и то лишь перед Абаданом»[1078]. 28 ноября 1936 г. на переговорах с иранской делегацией, посетившей Багдад, новое иракское правительство согласилось провести границу по тальвегу в четырех милях от города Абадан, а в качестве ответного жеста Тегеран признал легитимными протокол 1913 г. и протоколы комиссии по демаркации границ 1914 г.
[1053] Цит. по: The Iraq-Iran conflict / Eds. N. Firzli, N. Khoury, E. Dib. (б. м.): Editions du monde arabe, (б. г.), р. 32.
[1054] «Jawohl, wir sind eindeutig die Siegen» // Spiegel. 1981. № 23, S. 136.
[1055] См.: Ирано-иракская война. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1986, с. 99.
[1056] Цит. по: Ирано-иракская война. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1986, с. 110.
[1057] Лики Востока. СПб.: Издательский дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000, с. 161.
[1058] Аширян Ш.Ч. Национально-демократическое движение в Иракском Курдистане (1961–1968). М.: Наука, 1975, с. 12–23.
[1059] Иванов М.С. Иран // Национальные процессы в странах Ближнего и Среднего Востока. М.: Наука, 1970, с. 119–120.
[1060] Gottam R.W. Nationalism in Iran. Pittsburg, 1964, р. 124.
[1061] Трубецкой В.В. К вопросу о влиянии буржуазных реформ 60-х — первой половины 70-х годов на национальные процессы в Иране // Национальные проблемы современного Востока. М., 1977, с. 89.
[1062] Современный Иран (Справочник) / Ред. колл. С.М. Алиев (отв. ред.) и др. М.: Наука, 1975, с. 34.
[1063] Национальные процессы в странах Ближнего и Среднего Востока / Отв. ред. М.С. Иванов. М.: Наука, 1970, с. 117, 138–139.
[1064] Цит. по: Национальные процессы в странах Ближнего и Среднего Востока / Отв. ред. М.С. Иванов. М.: Наука, 1970, с. 121.
[1065] Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 114.
[1066] Цит. по: Кайкаус К.Н. Барзанские восстания 1900–1945 гг. — блестящая страница национально-освободительной борьбы курдского народа в Иракском Курдистане: Автореф. дис… канд. ист. наук. Л, 1968, с. 14.
[1067] Цит. по: Al-Izzi Kh. The Shatt al-Arab dispute. A legal study. 3rd ed. L.: Third world centre for research and publishing Ltd, 1981, р. 71.
[1068] Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 141.
[1069] Ниязматов Ш.А. Ирано-иракский конфликт. Исторический очерк. М.: Наука, 1989, с. 38.
[1070] Мгои Ш.Х. Проблема национальной автономии курдского народа в Иракской Республике (1958–1970 гг.). Ереван: Изд. АН Арм. ССР, 1977, с. 244–245.
[1071] Цит. по: Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 144.
[1072] Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 145–146.
[1073] Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 147.
[1074] В начале н. э. реки Шатт-эль-Араб не существовало: Тигр и Евфрат впадали в Персидский залив раздельно, и лишь в середине I тысячелетия они слились в единое русло, с течением времени постоянно увеличивавшее свою протяженность.
[1075] Ниязматов Ш.А. Ирано-иракский конфликт. Исторический очерк. М.: Наука, 1989, с. 12; Al-Izzi Kk. The Shatt al-Arab dispute. A legal study. 3rd ed. L.: Third world centre for research and publishing Ltd, 1981, р. 44.
[1076] Ниязматов Ш.А. Ирано-иракский конфликт. Исторический очерк. М.: Наука, 1989, с. 12; Al-Izzi Kh. The Shatt al-Arab dispute. A legal study. 3rd ed. L.: Third world centre for research and publishing Ltd, 1981, р. 44.
[1077] Al-Izzi Kh. The Shatt al-Arab dispute. A legal study. 3rd ed. L.: Third world centre for research and publishing Ltd, 1981, р. 47–52.
[1078] Цит. по: Алибейпи Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока (1946–1978). М.: Наука, 1989, с. 102.