Решимость добиться расширения стратегической роли Ирана и обеспечить себе военную гегемонию в регионе толкала шаха на проведение особой внешнеполитической программы, способной обеспечить «независимую национальную политику». После многолетней напряженности, отчасти объяснявшейся связями Ирана и Пакистана в рамках СЕНТО, были сделаны попытки добиться улучшения отношений с Индией. Во время личных визитов в страны Юго-Восточной Азии шах призывал к ликвидации военного влияния великих держав и к созданию системы безопасности, ответственность за поддержание которой легла бы на страны бассейна Индийского океана. Этим планам отвечало строительство Ираном крупной базы ВМС в Бендер-Аббасе на побережье Ормузского пролива и приобретение им права на пользование (начиная с 1972 г.) военно-морской базой на острове Маврикий. Другими словами, Иран стал проводить более активную региональную политику, которая подкреплялась честолюбивыми устремлениями самого шаха и базировалась на весомом военном превосходстве над соседями.
В свете успехов в индустриальном развитии и в некоторых других преобразованиях, достигнутых в ходе «белой революции», в Иране, так же, как и при Реза-шахе, реанимировалось представление об исключительности истории, культуры и путях развития страны. В марте 1976 г. правительством было принято решение о переходе к новой системе летоисчисления. За исходную дату был взят 558 год до н. э. — год коронации Кира II Великого. В соответствии с этим с 21 марта 1976 г. в стране начался не 1355 год хиджры, а 2535 год новой эры. Был выдвинут тезис о «непрерывности иранской традиции» (эстемрáр), ставший составной частью официальной культурной политики. В правительственных документах появилось понятие «единая иранская нация», которое подразумевало под собой не только самих этнических персов, но и представителей нацменьшинств, которые изображались как «истинные иранцы», «дети иранской земли», а потом уже как азербайджанцы, арабы, курды, армяне и т. д.[967]. В 1977 г. из 268 мест в меджлисе лишь 5 предназначалось для национально-религиозных меньшинств: два для армян и по одному для зороастрийцев, евреев и ассирийцев[968]. В стране стали отмечаться «недели», посвященные той или иной провинции. Так, в июле 1974 г. была проведена «Курдская неделя», а в начале 1975 г. — «неделя Белуджистана». О курдах во время «недели» писали не иначе, как о неотъемлемой части «иранской нации», «ирано-курдах» или «горных иранцах», культура которых «составляет конструктивный элемент истории Ирана»[969].
В ходе осуществления реформ «белой революции» традиционная социально-политическая структура иранского общества сильно трансформировалась. На вершине пирамиды в вертикальном срезе находился шах и его двор, ниже следовали военные и представители крупной национальной городской и сельской буржуазии, далее шли «новые средние слои» (средняя и мелкая буржуазия, земельные собственники, чиновники, интеллигенция и т. п.), их подпирали «базари» — «люди базара» (традиционные средние слои) и, наконец, основу пирамиды составляла широкая масса малоимущих трудящихся города и деревни, пауперов и разоренных крестьян. Вся эта структура была сверху донизу пронизана представителями шиитской «духовной иерархии», от влиятельнейших айятолл до скромных мулл и имамов сельских мечетей. И так же, как 100 и 50 лет назад, во времена реформ Таги-хана и Реза-шаха, все население Ирана разделилось на последовательных сторонников и ярых противников модернизации. Везде и всегда апологетами реформ были те, кому преобразования позволяли обрести власть и/или материальное благополучие, а оппонентами — люди, не получавшие ничего или потерявшие все, что имели до этого. Особенность ситуации в Иране состояла в том, что в итоге на авансцену политической борьбы выдвинулись религиозные лидеры, которые не рвались во властные структуры, думали не об обогащении, а ратовали за духовное оздоровление сограждан-мусульман в соответствии с канонами ислама.
В своем стремлении перевести экономику и социально-политическую жизнь страны на рельсы капиталистического развития, Мохаммед Реза Пехлеви и его сторонники усиленно насаждали «западный образ жизни». В Иране широко были распахнуты двери для проникновения всех атрибутов «западной цивилизации»: не только научных и технических открытий и культурных достижений, но и «грязных» политических технологий, подпольного и бандитского бизнеса, культа чистогана, свободы нравов и «сексуальной революции» и т. п. Подобные явления, чуждые не только основным принципам ислама, но и вековым традициям иранского народа, вызывали недовольство и протест у большинства населения страны. Угрожающе быстрое и неподконтрольное изменение условий жизни, наступление «чужого», «импортированного», навязываемого извне и разлагающего «свое», вызывало отторжение не только среди персов, но и населения национальных окраин, видевших в «вестернизации» посягательство на свою этнонациональную самобытность, попытки внедрить инородные элементы в устоявшиеся традиционные условия жизни и быта. Одним из наиболее видных разработчиков исламской концепции «антизападничества» был Джелал Але Ахмад. Его критическое эссе так и называлось — «Гарбзадеги» («Западничество»)[970].
Как это бывало уже не раз, служители мусульманского культа выдвинули беспроигрышный во все времена призыв к «социальной справедливости», и он нашел отклик в сердцах обездоленных слоев иранского общества. Ислам всегда располагал возможностями для ответа на господствующие настроения мусульман, а постулат «аль-адл асас аль-хукм» («справедливость — это источник правления») не был стерт из народного сознания и не нуждался в том, чтобы внедрять его заново. Мечети, обладавшие правом беста, были чуть ли не единственным местом, где открыто звучали призывы к свержению монархии, созданию исламского государства, ликвидации иностранного засилия и т. д. По сравнению со светской политической оппозицией[971], шиитские лидеры обладали большей свободой действий, так как власти не могли открыто подвергать их репрессиям, как своих политических противников, а шах Ирана официально считался духовным главой всех шиитов страны, хотя на практике мало кем таковым признавался. Шиитские лидеры считали династию Пехлеви незаконной, и еще в 1941 г. имам Хомейни писал: «Первой обязанностью мусульманина является восстание против тирании»[972]. Муджтахидов всегда раздражало стремление правящего дома изображать себя преемником ахеменидских царей, что принижало роль ислама в истории страны. Но особенно резко шиитские лидеры выступили против реформ «белой революции». «Я еще раз советую Вам подчиниться Аллаху, следовать Конституции, остерегаться нарушать Коран, суждений улемов всей страны и выдающихся мусульманских деятелей, — говорил Хомейни, обращаясь к шаху. — Не старайтесь беспричинно подвергать страну опасности. В противном случае Вы пожнете бурю, улемы не будут воздерживаться от высказываний своего мнения в адрес Вашей персоны»[973]. 2 апреля 1963 г. в своем заявлении, адресованном шаху, с характерным названием «Любовь к шаху — это потворство грабежу народа» имам писал: «Я готов к тому, что мое сердце будет пронзено штыками Ваших агентов, но я никогда не подчинюсь Вашим несправедливым требованиям и не склонюсь перед Вашей жестокостью»[974].
С 3 по 5 июня 1963 г. из Кума передавались проповеди Хомейни, направленные против правительственных реформ и лично против Мохаммеда Реза Пехлеви. Он, пусть и в завуалированной форме, сравнил шахский режим с правлением ненавистного всем шиитам халифа Йазида I. Имам Хомейни называл шаха «эксплуататором» и «шайтаном», а его окружение — кораническим словом «тагути», «слуги дьявола». В его проповедях звучал призыв выступить в защиту веры. Обращаясь к шаху, Хомейни предупреждал: «Господин, я предостерегаю Вас!.. О Ваше Величество, господин шах! Я советую остановиться, господин, Вас дурачат! Мне не хотелось бы видеть радость людей при Вашем бегстве, когда в один прекрасный день они выгонят Вас»[975]. В Тегеране, Куме, Исфахане, Тебризе и других городах вспыхнули волнения. За свои бескомпромиссные оппозиционные выступления мятежный имам был арестован. Одновременно с ним были арестованы айатолла Талегани, айатолла Мохаммед Казем Шариатмадари, член руководства Национального фронта Мехди Базарган и многие другие представители оппозиции.
Айатолла Хомейни
После двухмесячного заключения айатолла Хомейни был освобожден и вновь включился в антиправительственную деятельность. В день рождения шаха (1964) на собрании улемов в Куме он выступил против незаконного вмешательства США во внутренние дела Ирана и произнес ставшие широко известными слова: «Америка хуже Англии, Англия хуже Советского Союза, а Советы хуже обоих!»[977]. При этом, как отмечает биограф Хомейни иранский политолог Хамид Ансари, айатолла «никогда не испытывал личной вражды к шаху, Саддаму, Картеру и Рейгану, с кем лично находился в конфронтации. Для Хомейни они были заблудшими душами, которые выворачивали наизнанку законы Всевышнего»[978].
Вскоре решением властей Хомейни был насильственно выдворен из страны. Вначале он перебрался в Турцию, а через некоторое время поселился в иракском Эн-Неджефе, где продолжил активную антишахскую кампанию. С целью хоть как-то нейтрализовать деятельность шиитской оппозиции Мохаммед Реза Пехлеви в октябре 1971 г. подписал фирман о создании в стране «Корпуса веры» («Сепах-е ад-дин»), призванного защищать принципы «белой революции» с позиций ислама. В книге «Белая революция» шах писал: «Как древнее учение Зороастра, так и великие каноны ислама, идеи и наставления философов, мыслителей, ученых, поэтов Ирана… учили нас тому, что для жизни каждого истинного общества необходима любовь, дружба и истинное понимание друг друга». «Коран не ограничивает иранцев на пути их социально-экономического развития и арийского возрождения»[979].
В любом ином государстве правитель, подобный Мохаммеду Реза Пехлеви, вошел бы в историю как великий реформатор, который смог вывести страну на путь современного развития и превратить ее в могучую державу. В любом ином государстве, но не в Иране второй половины XX века. Даже если бы шах отошел в иной мир до начала исламской революции, ему не удалось бы стяжать лавры Хосрова Ануширвана или шаха Аббаса I — так глубока была пропасть между «верхами» и «низами» иранского общества, выразителями чаяний которых выступили шиитские духовные лидеры. Они не могли смириться с тем, что, выступая в качестве «духовного руководителя и учителя своего народа», шах в вопросах «политической и духовной мобилизации масс… уже не терпел конкуренции Господа»[980].
К концу 1970-х годов социально-политический кризис в Иране обострился до такой степени, что его уже не могли остановить ни слабые попытки либерализации, предпринятые шахом в русле кампании Дж. Картера за «права человека» и допускавшие ограниченную свободу слова и приемлемую оппозицию правительству, ни правительственные перестановки. За период 1977–1978 гг. правительство формировалось четыре раза: после смещения Амира Аббаса Ховейды кабинет последовательно возглавляли Джамшид Амузгар, Джафар Шариф-Имами, Голям Реза Азхари и Шапур Бахтияр. В стране сложилась революционная ситуация.
Искрой, за которой последовал взрыв, послужила опубликованная 7 января 1978 г. официальным органом — газетой «Эттелаат» («Информация») — статья о Хомейни, которую шиитские религиозные лидеры сочли клеветнической. В ответ 9 января в Куме была организована демонстрация 4 тыс. студентов-толлабов с требованием упразднения монархии и замены ее на исламскую республику. Демонстрация завершилась кровопролитием: правительственные войска рассеяли манифестантов, убив при этом десятки и ранив сотни человек. После расстрела демонстрации через каждые 40 дней (в соответствии с мусульманским обычаем отмечать конец траура по умершим) антишахские выступления охватывали одни города за другими.
Опасаясь размаха оппозиционного движения, правящие круги пошли на некоторые уступки в надежде сохранить контроль над положением в стране. В ответ на повсеместную критику семейства Пехлеви по поводу его огромного богатства и коррумпированности шах в январе 1978 г. издал указ о передаче значительной части своих средств в специально созданный «Фонд Пехлеви». Его активы, в виде капиталовложений в более чем 200 фирмах, банках, гостиницах, казино, промышленных и сельскохозяйственных предприятиях, торговых и строительных компаниях, оценивались в размере 22 млрд дол.[981]. Летом того же года прекратились обвинения в адрес шиитских лидеров по поводу их обскурантизма и сговора с «подрывными марксистскими элементами». Обстановка в стране еще более накалилась 19 августа в связи с трагедией в Абадане. Здесь во время киносеанса кем-то был подожжен кинотеатр «Рекс», и в огне заживо сгорело около 400 человек. Власти обвинили в организации поджога оппозицию, а религиозные деятели, со своей стороны, утверждали, что это специально подстроенная провокация, дающая повод для массовых репрессий.
В октябре 1978 г. по просьбе шахского правительства Саддам Хусейн выдворил айатоллу Хомейни из Ирака. Тегеран надеялся, что высылка имама из Эн-Неджефа прервет налаженные связи Хомейни с Ираном, но просчитался. Покинув Ирак, Хомейни обосновался в парижском пригороде Нофль-ле-Шато, где собрал вокруг себя группу мало кому тогда известных религиозных и светских политических деятелей. Именно они — Абольхасан Банисадр, Ибрахим Йазди, Садек Готбзаде, Ахмед Хомейни и др. — образовали своего рода «мозговой трест», который продуктивно использовал западные СМИ в деле пропаганды идей их лидера. Когда Хомейни находился в Эн-Неджефе, он был широко известен лишь в Иране, а теперь о нем заговорил весь мир. Инициатива перешла к возглавлявшимся Хомейни шиитским радикалам, которые выдвинули простой и ясный лозунг: «Смерть шаху!»[982].
Шаху в очередной раз пришлось объяснять свое отношение к исламу. В интервью американскому журналу «Тайм» он заявил: «Я лично считаю, что ислам не противоречит прогрессу. В нормальной атмосфере общество нуждается в религии, так как она способствует его стабильности и силе»[983]. В своей книге «К великой цивилизации» Мохаммед Реза Пехлеви писал: «Нашему народу выпало великое счастье находиться под знаменем самых прогрессивных, самых высоких принципов веры, то есть священных принципов ислама». Наряду с этим он признал незаконным религиозный характер политических лозунгов, выдвигаемых оппозиционными шиитскими лидерами: «Очевидно, что подлинный смысл ислама не имеет ничего общего со злоупотреблением его принципами в корыстных, демагогических или реакционных целях, и все такого рода домогательства… в корне противоположны подлинному духу и смыслу ислама»[984].
27 августа 1978 г. шах отправил в отставку правительство Джамшида Амузгара и назначил новым премьер-министром Джафара Шариф-Имами. Новый кабинет выступил с программой, предусматривавшей возобновление партийной деятельности, отмену цензуры печати, введение свободы слова, митингов и собраний, закрытие казино и других увеселительных заведений, возврат к мусульманскому летоисчислению. Уже на следующий день после этого открыто заявил о возобновлении своей легальной деятельности Народный фронт, а вслед за ним и другие политические организации. 2 октября под давлением антишахских выступлений была распущена проправительственная партия «Растахиз», и власти задним числом узаконили деятельность политических организаций, действующих «в рамках конституции». Вновь стали выходить закрытые ранее газеты и журналы. В них впервые появились портреты и фотографии айатоллы Хомейни, а также тексты его обращений и заявлений. Из тюрем были выпущены большие группы политических заключенных, а освобожденный ранее (в июне) от должности начальник САВАК генерал Не'матолла Насири был отдан под суд. Правительство объявило о сокращении планов закупки оружия, повысило на 25–50 % зарплату и удвоило выплаты натурой рабочим и служащим государственного сектора, предоставило льготы низкооплачиваемым категориям населения и т. д.
Начатая политика «либерализации», призванная погасить вспышки недовольства шахским режимом, сочеталась с подавлением народных выступлений силой оружия. В течение 1978 г. военное положение вводилось в 15 городах страны, а осенью того года правительство заявило о своей готовности «предотвратить со всей строгостью все не разрешенные властями сборища на улицах», что привело к новым сотням жертв.
Осенью 1978 г. в стране сложился широкий фронт антишахских сил. Он включал в себя шиитскую оппозицию, рабочих-нефтяников, «базари», часть либеральной буржуазии, интеллигенцию, студентов и учащихся. Начатая в октябре забастовка на предприятиях Иранской национальной нефтяной компании привела в декабре к практически полному прекращению добычи нефти и парализовала всю экономику страны. Принимавшиеся властями «пожарные» меры, направленные на стабилизацию обстановки и подавление массовых выступлений, уже не могли предотвратить падение обреченного монархического режима.
В качестве первоочередных задач на этом этапе айатолла Хомейни и его последователи выдвинули борьбу против монархии, освобождение всех политзаключенных, упразднение САВАК, сокращение военного бюджета, направление доходов от нефти на нужды экономического развития. Большое внимание было уделено вопросам укрепления сельского хозяйства и развития промышленности на национальной основе. В своих трудах и выступлениях мятежный шиитский лидер и его окружение разработали концепцию превращения монархического Ирана в исламскую республику. При этом главной целью было объявлено создание «государства справедливости, государства в интересах обездоленных…. к которому стремились Сулейман ибн Да'уд [царь Соломон. — А.А.], Пророк Ислама и им подобные»[985].
В будущей исламской республике должны были обеспечиваться равные права для всех религий, кроме бехаитской, групп населения и политических партий, кроме Туде и марксистских группировок, чье участие в правительстве исключалось.
Создание нового государства, теоретическое обоснование форм его функционирования и практическая реализация подобного «проекта» проблема чрезвычайно сложная. Однако не надо думать, что идея возрождения «исламской цивилизации» представляла для имама Хомейни какую-то неразрешимую задачу. Основу его мировоззрения и политических взглядов составляла непоколебимая вера в совершенство Корана и догм ислама, в святость и незыблемость освященных ими правопрядка и социальных и нравственных принципов. «Ислам, — писал Хомейни, — содержит предписания по всем вопросам, касающимся человека и общества. Эти предписания исходят от Всемогущего и переданы людям его Пророком и Вестником. Можно только дивиться величию его заповедей, которые охватывают все стороны человеческого бытия, начиная с момента зачатия и вплоть до погребения человека!.. Не существует вопросов, по которым ислам не вынес бы своего суждения»[986]. Планировавшийся «исламский образ правления» не мог иметь ничего общего ни с капитализмом, «чьи бесчисленные несправедливости делают обездоленными народные массы, находящиеся под его гнетом», ни с социализмом и марксизмом-ленинизмом, которые выступают «против частной собственности, за обобществление». «Ислам не приемлет… обобществление женщин, гомосексуализм, диктатуру и подавляющую деспотию. Ислам проявляет умеренность в подходе к собственности, уважает ее только в том случае, если она появляется по праву. Тогда и экономика будет здоровой, и будет осуществляться социальная справедливость, без чего невозможно ни одно здоровое общество»[987].
По мнению Хомейни и его единомышленников, экономический строй исламской республики должен был базироваться на основе государственного, кооперативного и частного секторов. При этом частная собственность должна была быть ограничена в соответствии с «исламскими принципами», не позволяющими сосредоточивать капиталы и средства производства в руках отдельных лиц или семей. В исламском государстве, обеспечивающем равенство людей перед Аллахом, состоятельные граждане, воспитанные в духе исламских норм поведения, не будут злоупотреблять своим капиталом, знанием и политической властью, поскольку должны будут руководствоваться «добрыми чувствами». Исламская «теология труда», объявлявшая труд священной обязанностью мусульман, не рассматривала его в качестве основного регулятора справедливого распределения общественного продукта. Концепцией «исламской тоухидной экономики»[988] равно признавались, не вступая в противоречие друг с другом, как распределение «по труду», так и «по предпочтению». Суть этого механизма была заложена в известной формуле: «производство по способностям — потребление по благочестию». Материальное неравенство граждан сохранялось, но должно было сглаживаться путем расширения «исламской налоговой системы», а именно заката (закята)[989].
Коль скоро в исламском государстве господствуют положения Корана, фикха и шариата, то управлять страной и следить за их соблюдением должны лишь те, кто «профессионально» занимается их трактованием, а именно — духовные лица. Все они, от мулл до айатолл, обязаны, следуя примеру Пророка, активно участвовать в политической жизни исламского государства. Руководящая роль служителей ислама может осуществляться и напрямую, и через такие государственные институты, как парламент и правительство. Эти органы власти должны формироваться из числа «правоверных» мусульман. Что же касается иноверцев, то они, как говорил Хомейни, «будут иметь своих представителей в парламенте в качестве группы религиозных меньшинств… Любой человек, избранный в парламент, будет представлять народ, независимо от того, религиозный ли это деятель, духовное или светское лицо». Права религиозных меньшинств «будут уважаться и защищаться. Ислам предусматривает гуманное отношение к ним… При исламском правительстве они будут пользоваться всей свободой, всей религиозной свободой, какую только пожелают»[990].
Большинство шиитских лидеров расценило программные установки айатоллы Хомейни и его сподвижников как чересчур радикальные. Для многих из них, в частности айатоллы Шариатмадари, была неприемлема сама идея республиканской формы правления. В своих заявлениях он ограничивался требованием реформирования всей системы государственной власти и общественно-политической жизни в духе Конституции 1906 г. «Пророк учит нас, — говорил в одном из интервью Шариатмадари, — что главный долг — это борьба за социальную справедливость и за справедливое распределение богатства… Мы готовы открыть двери нашего общества перед всем новым», ибо исламское руководство не является синонимом теократического государства[991].
Светское крыло политической оппозиции также находило тогда возможным сохранение монархии при условии, что ее власть будет сильно ограничена влиятельным парламентом. Некоторые его представители даже призывали осудить «экстремистские действия», якобы провоцировавшие власть на репрессии и замедляющие темпы «либерализации». С высказываниями подобного рода выступали: глава Национального фронта и руководитель «Общества социалистов национального движения» Карим Санджаби, член Исполкома НФ и лидер партии «Иран» Шапур Бахтияр, глава «Движения за свободу Ирана» Мехди Базарган и др. Находившиеся на левом фланге оппозиционных сил радикальные организации федайев и моджахедов, а также активисты партии Туде тоже выступали с антишахскими лозунгами, но их политические акции того периода оказались сильно растворенными в массовом потоке народного движения.
Айатолла Хомейни резко осудил умеренную оппозицию, а его воззвания, распространявшиеся по стране в виде листовок и магнитофонных записей, сорвали начавшиеся закулисные контакты правительства с ее представителями. Призывы Хомейни нашли широкую поддержку у участников антимонархических выступлений, что вынудило либералов занять более жесткую позицию в отношении монархии, близкую к взглядам «парижского изгнанника». Координировать действия шиитской оппозиции в стране был призван Исламский Революционный Совет (ИРС), сформированный из числа истинных «хомейнистов». В его состав вошли айатолла Мохаммед Бехешти, айатолла Махмуд Талегани, айатолла Садек Хальхали, айатолла Али Хосейни Хаменеи, ходжат-оль-ислам Али Акбар Хашеми-Рафсанджани и др. Позднее все они составили руководящее ядро Партии Исламской Республики (ПИР, или Исламской республиканской партии). В начале ноября 1978 г. лидеры двух основных антиправительственных сил, Национального фронта и шиитской оппозиции, впервые предприняли шаги для выработки общей платформы. 5 ноября в Париже было опубликовано совместное заявление Карима Санджаби и айатоллы Хомейни, в котором, среди прочего, констатировалось главное — пока династия Пехлеви находится у власти, нет никакой возможности для вывода страны из внутриполитического кризиса.
Прозвучавший из Парижа «последний звонок» вызвал сильное беспокойство во властных структурах Ирана. Единственной силой, способной хоть как-то противостоять оппозиции, могла стать лишь армия. 6 ноября шах отправил в отставку правительство Шариф-Имами и сформировал «правительство генералов» во главе с Голямом Реза Азхари, который, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к подавлению оппозиционных выступлений. 24 декабря в Тегеране армейскими частями была расстреляна многотысячная манифестация. Эта кровавая расправа еще больше накалила обстановку в стране, и на рубеже 1978 и 1979 гг. стало ясно, что военное правительство генерала Азхари не в состоянии стабилизировать положение. В этих условиях 29 декабря шах принял решение сформировать гражданское правительство «национального примирения» во главе с Шапуром Бахтияром. Этот тактический маневр был воспринят оппозицией как отчаянная попытка удержать престол даже ценой отказа от значительной доли власти. И действительно, новый глава кабинета сразу же пообещал превратить Иран в «подлинно социал-демократическое государство», отменить законы военного времени, легализовать все политические партиии, упразднить САВАК, освободить политзаключенных, прекратить продажу нефти Израилю и ЮАР, отказаться от выполнения Ираном роли «жандарма» Персидского залива[992]. Однако и в Иране, и за рубежом уже мало кто был уверен, что миссия Бахтияра увенчается успехом, тем более, что Национальный фронт исключил его из своих рядов за коллаборационизм. Премьер-министр, стремясь «выпустить пар из котла», упорно добивался отъезда шаха за границу, однако не настаивал ни на его отречении от престола, ни на проведении референдума по вопросу о монархии. «Монарх в наших глазах, — заявлял Бахтияр за несколько дней до своего назначения на пост главы правительства, — может быть только символом единства Ирана, но не больше… Наша задача не в том, чтобы изменить государственную форму по существу, а в том, чтобы создать демократические условия… Мы сотрудничаем с религиозными лидерами, но не относимся к числу тех, кто следует за ними»[993], 16 января 1979 г., после того как меджлис утвердил состав нового правительства, Мохаммед Реза Пехлеви «на время» покинул страну.
Отъезд шаха открыл новый этап иранской революции, когда власть формально оказалась в руках одного из представителей умеренного течения светской оппозиции. Но поскольку в сложившихся условиях само это течение по-прежнему продолжало бороться с правительством, Шапур Бахтияр в глазах своих бывших соратников предстал в обличий шахского ставленника. Налицо было противоборство двух политических линий: «программы Хомейни», предусматривавшей продолжение революции «снизу» вплоть до создания исламской республики с ее религиозно-эгалитарным идеалом, и «программы Бахтияра», направленной, по сути, на осуществление буржуазно-демократической революции «сверху», в рамках которой деятельность шиитских лидеров ограничивалась бы лишь религиозно-духовной сферой. Сложилось примечательное двоевластие, знакомое всем нам по событиям 1917 г. в России. Неудивительно, что бессильный глава правительства был прозван «иранским Керенским», неспособным сдержать переход реальной власти в руки «революционных исламских комитетов» со штаб-квартирами в мечетях и медресе. В этих условиях для полного и окончательного низвержения правительства Бахтияра необходим был лишь небольшой, но решительный толчок. Им стало прибытие в Тегеран утром 1 февраля 1979 г. (12 бахмана 1357 г. х.) айатоллы Хомейни.
Неудивительно, что именно в день возвращения на родину айатолла Хомейни был впервые назван в иранской прессе «имамом». Тем самым он был выдвинут на первое место среди всех айатолл, так как в сознании иранцев, в большинстве своем исповедующих шиизм джафаритского толка, слово «имам» ассоциировалось с именами и догматикой прямых потомков халифа Али.
По прибытии на родину Хомейни произнес программную речь на массовом митинге на кладбище Бехеште Захра[996], и уже 5 февраля по его указанию было сформировано Временное революционное правительство во главе с Мехди Базарганом. Решающие события развернулись в ночь с 9 на 10 февраля на учебной базе ВВС Душан-Тепе в Тегеране. В тот вечер персонал смотрел видеозапись фильма о возвращении в Иран имама Хомейни. В ходе просмотра вспыхнула драка между сторонниками и противниками айатоллы. Командование базы запросило помощь, и вскоре на базу прибыло 10 грузовиков с подразделениями шахской гвардии, а также несколько танков. Гвардейцы попытались прекратить сражение и применили слезоточивый газ. И тут случилось непредвиденное: чувство корпоративной солидарности у летчиков взяло верх, и они объединились для отпора гвардейцам. Стрельба и взрывы на базе привлекли внимание жителей близлежащих кварталов, и тегеранцы вышли на улицы[997]. В городе вспыхнуло восстание, и вся реальная власть сосредоточилась в руках Исламского Революционного Совета, возглавившего деятельность исламских комитетов, ополченцев и исламских боевиков, полиции и трибуналов. Свержение правительства Шапура Бахтияра произошло на удивление мирно. Весь механизм перехода власти свелся к тому, что Мехди Базарган прибыл в пустую канцелярию бывшего премьер-министра (во время восстания Бахтияр бежал и где-то скрылся) и приступил к формированию новых органов власти. Позднее он признался: «Нас захлестнула волна событий, и мы внезапно оказались у власти, не успев даже опомниться. Мы были к этому совершенно не подготовлены»[998].
[967] Трубецкой В.В. К вопросу о влиянии буржуазных реформ 60-х — первой половины 70-х годов на национальные процессы в Иране // Национальные проблемы современного Востока. М., 1977, с. 92.
[968] Iran: a country study / Ed. by Nyrop R.F. 3rd ed. Wash.: Gov. print, off., 1978, р. 189.
[969] Трубецкой В.В. К вопросу о влиянии буржуазных реформ 60-х — первой половины 70-х годов на национальные процессы в Иране // Национальные проблемы современного Востока. М., 1977, c. 111.
[970] Подр. см.: Иранская революция 1978–1979 гг. Причины и уроки. М.: Наука, 1989, с. 78–82, 523–524.
[971] Под представителями светской политической оппозиции в Иране следует, конечно, понимать не атеистов. Все они, практически без исключения, были мусульманами (шиитами или суннитами), однако не занимались религиозной деятельностью «профессионально».
[972] Цит. по: Васильев A.M. Персидский залив в эпицентре бури. М.: Политиздат, 1983, с. 130.
[973] Цит. по: Ансари Х. Имам Хомейни. Политическая борьба от рождения до кончины. М.: Палея, 1999, с. 55.
[974] Цит. по: Ансари Х. Имам Хомейни. Политическая борьба от рождения до кончины. М.: Палея, 1999, с. 63.
[975] Цит. по: Ансари Х. Имам Хомейни. Политическая борьба от рождения до кончины. М.: Палея, 1999, с. 74.
[977] Цит. по: Ансари Х. Имам Хомейни. Политическая борьба от рождения до кончины. М.: Палея, 1999, с. 88.
[978] Ансари Х. Имам Хомейни. Политическая борьба от рождения до кончины. М.: Палея, 1999, с. 65.
[979] Цит. по: Дорошенко Е.А. Шиитское духовенство в современном Иране. М.: Наука, 1975, с. 116.
[980] Полонская Л.Р., Вафа А.Х. Восток: идеи и идеологи (Критика буржуазных и мелкобуржуазных концепций «третьего пути» развития). М.: Наука, 1982, с. 65.
[981] Агаев С.Л. Иран: рождение республики. М.: Политиздат, 1984, с. 65.
[982] Иранская революция 1978–1979 гг. Причины и уроки. М.: Наука, 1989, с. 104–105.
[983] An interview with the shah // Time. 1978. Vol.112. № 12, р. 17.
[984] Цит. по: Арабаджян A.3. Монархия Мохаммеда Резы Пехлеви в его собственном изображении. Ее взаимоотношения с различными классами и социальными группами иранского общества в канун революции // Иранская революция 1978–1979 гг. Причины и уроки. М.: Наука, 1989, с. 66.
[985] Хомейни. Завещание, (б. м.): «Тавхид», (б г.), с. 16.
[986] Khomeiny R. Principes politiques, philosophiques, sociaux et religieux: de trois ouvrages majeure de l'ayatollah: Le royaume du docte (Valayate-Faghih), La cle des mysteres (Kachfol-Asrar), L'explication des problemes (Towzihol-Masael) / Textes choisis et trad, du pers. par Xaviere J.-M. Avec introd. et notes expl. P.: Ed. Libres-Hallier, 1979, р. 21.
[987] Хомейни. Завещание, (б. м.): «Тавхид», (б г.), с. 50.
[988] Тоухид (араб. — ат-таухид, ат-тавхид) — единобожие, монотеизм. Выражение «тоухидная экономика» получило известность после выхода в свет книги Абольхасана Банисадра с таким названием [см.: Банисадр Абольхасан. Эгтесад-е тоухиди. Техран, 1979.].
[989] См.: Банисадр Абольхасан. Джумхури-е эслами. Техран, 1979; Банисадр Абольхасан. Эгтесад-е тоухиди. Техран, 1979; Khomeini: Why an islamic state? // Impact international. 26 Jan. 8 Febr. 1979. Vol. 9. № 2; Khomeiny R. Principes politiques, philosophiques, sociaux et religieux: de trois ouvrages majeure de l'ayatollah: Le royaume du docte (Valayate-Faghih), La cle des mysteres (Kachfol-Asrar), L'explication des problemes (Towzihol-Masael) / Textes choisis et trad, du pers. par Xaviere J.-M. Avec introd. et notes expl. P.: Ed. Libres-Hallier, 1979.
[990] Цит. по: Агаев С.Л. Иран: рождение республики. М.: Политиздат, 1984, с. 49.
[991] L'Unita. 11.11.1978.
[992] Мезенцев П. Народное движение и маневры реакции // Новое время. 1979. № 3, с. 9.
[993] Die Militarregierung mup abtreten // Spiegel. 1978. № 52, S. 94.
[996] См.: Арабаджян A.3. О речи имама Хомейни на кладбище Бехеште Захра 1 февраля 1979 г. (К вопросу о характере Иранской революции 1978–1979 гг.) // Иран: Ислам и власть. М.: Ин-т востоковедения РАН; Изд. «Крафт +», 2001, с. 123–136.
[997] Иранская революция 1978–1979 гг. Причины и уроки. М.: Наука, 1989, с. 133.
[998] Цит. по: Иранская революция 1978–1979 гг. Причины и уроки. М.: Наука, 1989, с. 136.