Читать книгу «Иран vs Ирак: история и современность» онлайн.
Часть 1
Персы и арабы в древности и в составе Халифата
От автора
22 сентября 1980 г. Экстренное сообщение в информационных выпусках: вооруженные силы Иракской Республики перешли границу с Исламской Республикой Иран, положив начало (многолетней, как потом оказалось) ирано-иракской войне. Мировое сообщество в общем-то смирилось с мыслью о возможности подобного исхода непродолжительного, но интенсивного противостояния двух государств в конце 70-х годов. Налицо были и политические демарши, и дипломатические ноты, и кровавые приграничные стычки. Теперь все сомнения были уже позади: одна из самых жестоких локальных войн XX столетия была начата. Иран и Ирак, персы и арабы, шииты и сунниты что могло столкнуть эти многоликие силы в непримиримом противоборстве? Вопросов было много, и они, как казалось, досконально были проанализированы во властных структурах различных государств, на страницах серьезных общественно-политических изданий и в научных кругах. Стремление к геополитическому превосходству над соседом? Да. Оба государства хотели бы играть первую скрипку в региональных делах. Борьба за контроль над месторождениями нефти, каналами и рынками сбыта «черного золота»? Да. Немощной была бы нация, не сумевшая воспользоваться богатством, буквально лежащим под ногами. Несовместимость господствующей в Ираке идеологии арабского социалистического возрождения и исламского фундаментализма в Иране? Да. И как следствие — очевидное взаимное недоверие только-только оказавшихся на вершине власти лидеров обеих стран президента Ирака Саддама Хусейна и духовного главы Ирана айатоллы Рухоллы Хомейни. Взаимные территориальные притязания? Да. Слишком часто и, как правило, чужими руками осуществлялись демаркации их общей границы.
Нет сомнения, что каждая из этих причин, даже взятая в отдельности, могла бы стать, учитывая восточный менталитет, вполне достаточной, чтобы втянуть эти соседние государства в непримиримую конфронтацию. И все же, все же… Достаточно иметь хотя бы самые общие представления об исламе, чтобы прийти к очевидному и однозначному выводу: войны между мусульманскими странами не должны иметь места, ибо по исламским канонам — кровопролитие между братьями-единоверцами лежит вне рамок закона.
Вместе с тем создавалось впечатление, что в ирано-иракском противостоянии существует еще и какой-то глубинный потаенный пласт, во многом проясняющий суть происходящего. Чувствовалось, что подспудно в исторической памяти обоих народов наличествует некий контрапункт, допускающий возможность проявления взаимной неприязни. Вскоре многое стало ясно: первые немногочисленные, но широко разрекламированные в иракской прессе успехи на полях сражений с Ираном в Багдаде были названы «Кадисией Саддама Хусейна».
На первый взгляд, здесь было чему удивляться. Неужели историческая память народов может быть столь крепка, что некое событие, пусть и не рядовое, но свершившееся без малого 1 500 лет назад, может нести в себе столь весомую знаковую самоценность и до настоящего времени способно бередить умы наших современников? Но, с другой стороны, думалось: а, собственно говоря, почему бы и нет? Неужели в сердцах наших соотечественников не вызывают отзвука слова «Куликово поле», «Полтава» или «Сталинград»? У болгар — «Шипка»? У англичан — «Трафальгар»? У греков — «Марафон»? У итальянцев «Карфаген»? Конечно, вызывают! Но как объяснить, почему Бородинская битва не оказала в итоге негативного воздействия на взаимоотношения России и Франции XIX и XX вв., а битва при Кадисии — самое крупное сражение между первыми мусульманами-арабами и войском Сасанидского Ирана, завершившееся бесславным поражением персов, до сих пор воспринимается как неразрешенный спор? Более того, ход боевых действий по обе стороны границы между Ираком и Ираном, пропагандистская кампания, развернутая в СМИ обеих стран в конце 1970 — начале 1980-х годов, однозначно давали понять, что итоги битвы при Кадисии дают возможность народам этих государств как бы повторить путь, уже пройденный много веков назад их предками. В стремлении добиться величайшего взлета национальной гордости они вновь попытались разыграть свои роли, причем с одинаковой, но по-разному звучащей целью: арабы — чтобы повторить достигнутый при Кадисии успех, а иранцы — чтобы взять реванш. Чем все это завершилось, мы знаем: ирано-иракская война, так и не выявив победителя, угасла в 1988 г.
Ушла в прошлое и последовавшая за ней «война в Заливе», в эпицентре которой оказались «братья-арабы» Ирака и Кувейта. Но угольки напряженности в регионе не угасли и способны воспламенить новый пожар военных действий. Об этой опасности нам напоминает конфронтация между Ираком и большинством стран мирового сообщества, едва не вылившаяся в новые региональные войны в ноябре 1997, феврале-марте 1998 и первые месяцы 1999 г.
Изучение многополюсной проблемы урегулирования конфликтной ситуации на Ближнем и Среднем Востоке — задача глобального масштаба. В данной работе автор пытается проанализировать лишь один комплекс вопросов, касающийся зарождения и развития связей между двумя самыми многочисленными народами региона — арабами и персами — и современным состоянием взаимоотношений между Ираком и Ираном. Подобная ретроспекция дает возможность проследить, где и каким образом завязывались тугие узлы региональных проблем, обнаружить истоки противоречий, которые, обретя со временем некую фундаментальность, с регулярным постоянством всплывали на поверхность в конце XX в. и продолжают оставаться камнем преткновения до настоящего времени.
В советские годы отечественная историческая наука, как и все обществоведческие дисциплины, попала под мощный пресс идеологии марксизма-ленинизма. Вольно или невольно исследователи чрезмерно часто, а порой и не к месту оперировали догматическим понятийным аппаратом этого учения. Исторические труды катастрофически обезлюдели, истинные творцы истории методично вытеснялись, уступая место безликим «массам» и «классам», «нациям» и «народам». Попытки объяснять причины, скажем, восстания Спартака с позиции «классовой борьбы» или объявлять борьбу русских княжеств против татаро-монголов «национально-освободительной» способны сегодня вызвать в лучшем случае снисходительную улыбку. Упускался из виду тот очевидный факт, что большую политику, а следовательно, и Ее величество историю творят личности. Великие и ничтожные, общеизвестные и незаслуженно забытые — все они на различных этапах развития человеческой цивилизации своими мыслями и поступками вносили свой посильный вклад в то, из чего и складывался, собственно, исторический процесс.
До начала 1980-х годов в научных трудах советских исследователей, освещающих историю становления и характер современного развития стран мусульманского мира, не уделялось должного внимания исламскому фактору. Ислам вообще рассматривался как реакционное религиозное учение, эдакий «пережиток прошлого». Авторитет классиков марксизма был, естественно, непререкаем. Ф. Энгельс в одном из своих писем К. Марксу отмечал: «…религиозная революция Мухаммеда, как и
«Антиимпериалистическая, антишахская» революция в Иране 1978–1979 гг., приведшая к образованию Исламской Республики Иран, в корне изменила представления о том, что подавляющее большинство наций и национальных государств современного Востока (и не только его) сложилось исключительно на основе канонизированной общности территории, экономической жизни, языка, культуры и психического склада. Теперь стало ясно, что без учета консолидирующей роли религии, общности исторических судеб народов любые серьезные научные изыскания в этой сфере будут страдать теоретическими и методологическими изъянами.
В последнее десятилетие изучение ислама в нашей стране утратило академический характер и стало жизненно важной государственной потребностью. Обстановка на Северном Кавказе и две последние так называемые «чеченские войны» со всей определенностью выявили практически полное неведение или непонимание того, каким образом, согласно догматам ислама, должны складываться взаимоотношения между мусульманскими и немусульманскими народами. И если подобное незнание для российских политических и военных кругов еще может считаться простительным, то явное попрание канонов собственной религии со стороны политического руководства и боевиков Чечни является преступным. Причисляющие себя к ваххабитам чеченские боевики, совершавшие вторжение в мирные города и селения соседних народов, и понятия не имели о том, что идеологи этого религиозно-политического течения в исламе проповедовали братство и единство всех мусульман, выступали с призывами строгого соблюдения морально-этических принципов раннего ислама, осуждали роскошь и стяжательство, а врагов видели только в лице многобожников и вероотступников.
В предлагаемом исследовании автор на примере первых арабских завоевательных походов, начатых еще при пророке ислама Мухаммеде, пытается показать, что агрессивно-враждебное отношение к другим народам и религиозным конфессиям (особенно к христианству и иудаизму) не имеют ничего общего ни с пророчествами и высказываниями Мухаммеда, ни с положениями священной книги мусульман — Корана, ни с канонами «правоверного» ислама. На конкретных исторических примерах мы убедимся в том, что цели мусульманской экспансии и методы ее реализации в первые десятилетия ислама в корне отличаются от идеологии «исламского терроризма» и его кровавых проявлений в наши дни.
Несмотря на всю остроту означенных проблем, автор при подготовке данной работы постарался избежать чрезмерной политизированности в изложении материала, и на страницах этой публикации читатель найдет имена и деяния большого числа исторических персонажей, государственных, общественных и религиозных деятелей Античности, Средневековья и нашего времени. В монографию вкраплены предания и легенды, зафиксированные, по большей части, мусульманскими историографами и литераторами. Многие из них хорошо известны и вошли в фольклор народов, другие — не на слуху, но от этого не перестают оставаться познавательными и поучительными.
Известно, что в научной литературе, посвященной истории и современному развитию стран Востока, можно встретить различные варианты транскрипции терминов, топонимов и, в особенности, арабских, иранских, тюркских и монгольских имен, что является предметом многолетних споров филологов и востоковедов. Так, написание сложносоставного имени, типа Хабиб ар-Рахман, можно передать более чем десятью способами[2]. Читатель должен согласиться, что в данном случае Хабиб-ар-Рахман и Хабибуррахман — это не совсем одно и то же, и может восприниматься как имена двух различных людей. То же самое можно сказать о таком разночтении, как Токудар и Текюдер.
Из различных встречающихся вариантов русской транслитерации восточных имен, а также терминов, топонимов и словосочетаний автор избрал «облегченное» написание — без диакритических знаков, а апостроф не используется при передаче имен и слов, вошедших в обиход и лексикон: Али вместо 'Али, Коран вместо аль-Кур'ан, ашура вместо 'ашура' и т. п. Автор также старался избежать русифицированных версий передачи имен и слов, содержащих йотированные гласные и мягкие согласные звуки, — Илйас вместо Ильяс, айат вместо аят и др. Однако когда написания имен и слов более известны в ином виде, то эта форма сохранена — Мухаммед, везирь, Сабейское царство вместо изначальных Мухаммад, вазир, Саба'. В указателях, а при необходимости и в самом тексте оговорены варианты и двоякое написание: Фируз (Файруз, Пероз), му'аззин (муэдзин), Занзибар (араб. — Зиндж) и т. д. Специалисты, хочется надеяться, простят автору подобный подход, так как хорошо осведомлены о точной транслитерации восточной лексики. А для широкой читательской публики изменение привычных написаний слов может лишь помешать при чтении текста. Поэтому написание арабского «отчества» (насаб), «сын такого-то», дано в более привычной форме «ибн имярек», а не «бен имярек» или «б. имярек» (в последнем случае сочетание буквы «б» и точки вызывает к тому же иные ассоциации).
В традиционной арабо- и персоязычной литературе принят определенный порядок расположения частей полных имен, когда вслед за лакабом (почетным прозвищем) идет кунйа (почетное наименование по ребенку-первенцу — Абу, т. е. «отец [такого-то]», или Умм, т. е. «мать [такого-то]»)[3], затем 'исму 'аламин, или просто 'алам (личное имя), потом насаб («отчество»), далее — нисба (чаще всего место рождения человека или его род или племя) и, наконец, унван, или мансиб (должность или сан):
* Приведенное имя условно.
Автор сохранил эту последовательность в случаях, когда персонаж более известен по лакабу. Однако многие люди вошли в историю и знакомы нам не по лакабу (как, например, аль-Мамун, аббасидский халиф), а по 'аламу (Мухаммед, Пророк ислама), кунйе (Абу Талиб, дядя Пророка), насабу (Ибн Сина, ученый-энциклопедист, врач), нисбе (аль-Хорезми, ученый-энциклопедист). Очень популярный поэт или литератор часто становился известен по тахаллусу (своего рода литературному псевдониму), например Са'ади или Хафиз. Первый назвался так в честь своего покровителя — Са'ада ибн Занги, правителя Шираза, а второй взял в качестве тахаллуса слово, означающее по-арабски «удерживающий в памяти», т. е. «помнящий Коран наизусть»[4]. В подобных случаях значимая для нас часть составного имени перенесена на первую позицию.
В структурном плане предлагаемое исследование разделено автором на два относительно самостоятельных раздела. В части I рассмотрены предыстория взаимоотношений арабов и персов, их первые связи, противоборство и сотрудничество в первое тысячелетие нашей эры. В части II главное внимание уделено периоду Новой и Новейшей истории. В ней прослеживается история возникновения Ирака и Ирана как независимых современных государств, анализируется эволюция их взаимоотношений после Второй мировой войны. Большое место занимает рассмотрение причин ирано-иракской войны 1980–1988 гг., хода боевых действий и политико-экономических последствий этого противостояния. В приложениях автор дает составленные им генеалогии тех династий, племен, родов и некоторых их ответвлений, которые вошли в текст исследования. Они дадут читателям возможность разобраться в сложных, а порой запутанных родственных и династических связях персонажей. При составлении генеалогий автор использовал графический принцип, предложенный известным российским востоковедом О. Г. Большаковым в его фундаментальном труде по истории халифата[5].
Глава 1
Персы и арабы: предыстория
Персы
Родственные друг другу персидские и мидийские племена сравнительно поздно появились на Ближнем Востоке. Их проникновение на Иранское плато было осуществлено, вероятно, не позднее начала X в. до н. э., однако первые из известных сейчас упоминаний об иранских племенах можно обнаружить в источниках лишь с 879 г. до н. э. Согласно старой общепринятой гипотезе о переселении древних племен, племена парсуа, или парса, пришли на Иранское нагорье с севера через Кавказ или из Средней Азии[6]. Мидяне осели в Северном Иране, а персы — на юге, на территории современной иранской провинции Фарс, в районе древнего эламского города и области Аншана (Ансана).
Впервые упоминание о государстве Парса появляется в ассирийских клинописях IX в. до н. э. В них оно зафиксировано в форме Парсуа (Парсуаш, Парсумаш) — области, точное местонахождение которой сейчас определить довольно трудно. Возможно, это район к северу от современного г. Бахтарана (бывший Керманшах) в Западном Иране. Жители Парсуа несколько раз упоминаются в ассирийских анналах в качестве врагов, покоренных армией Ассирии[7]. В 40-30-х годах VII в. до н. э. после разгрома Элама знаменитым ассирийским царем Ашшурбанапалом Парсуа обрела самостоятельность.
В 673–672 гг. до н. э. царь Мидии Фраорт[8] поднял восстание против Ассирии, но потерпел поражение, и мидяне попали под власть союзников ассирийцев — скифов. Сын Фраорта, Киаксар (Хувахштра), став царем (625–585 гг. до н. э.), вновь выступил против Ассирии, воевавшей в то время с Вавилоном. На этот раз победа была на стороне мидийцев (614 г. до н. э.). Около 612 г. до н. э. они осадили столицу Ассирии Ниневию, взяли ее штурмом и сровняли с землей, да так, что уже через 200 лет никто не мог сказать, где находился этот город. В сражении за Ниневию погиб ассирийский царь Синшаришкун, сын Ашшурбанапала. Киаксар подчинил себе Северную Месопотамию, Элам, Парсуа, Маннейское царство (район оз. Урмия), Урарту, часть Малой Азии, Гирканию и Парфию. Таким образом, Парсуа-Парса была одной из окраинных областей древней Мидии и являлась этническим названием ираноязычного народа, который, поселившись на территории к востоку от Персидского залива, дал ей собственное имя.
Мы не будем подробно освещать историю Ирана до появления государства Сасанидов — это выходит за рамки данного исследования. Обозначим пунктирно лишь некоторые основные вехи в зарождении и развитии иранской государственности, без которых дальнейшее повествование не было бы полным.
Первым крупным государственным образованием персов стала держава династии Ахеменидов — правителей Парсы и Аншана. Их родоначальником считается один из вождей групп персидских племен по имени Хахаманиш (греч. — Ахемен), живший в конце VIII — начале VII в. до н. э. Прямые потомки Ахемена — Чишпиш (греч. — Теисп, 675–640 гг. до н. э.), Кир I (645–640 гг. до н. э.), Камбиз I (600–559 гг. до н. э.) и Кир II Великий (558–530 гт. до н. э.) именовались царями Аншана.
Передняя Азия в первой половине VI в. до н. э.
Держава Ахеменидов
В 558 г. до н. э. союз персидских племен возглавил Кир II. Через пять лет он поднял восстание против мидийского царя Астиага (585–550 гг. до н. э.), сына и преемника Киаксара. Война шла три года и закончилась полным поражением Мидии, захватом ее столицы Экбатаны (совр. Хамадан) и пленением Астиага (550 г. до н. э.).
[1] Энгельс Ф. Марксу в Лондон. Манчестер, около 26 мая 1853 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2-е. Т. 28. М.: ГИПЛ. С. 210
[2] Гафуров A.T. Имя и история: Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. М.: Наука, 1987, с. 107.
[3] Иногда ребенку при рождении давалось личное имя, имевшее форму кунйи.
[4] Гафуров A.T. Имя и история: Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. М.: Наука, 1987, с. 7.
[5] Большаков О.Г. История халифата. Т. I. Ислам в Аравии, 570–633 гг. М: Наука, 1989, с. 45.
[6] Фрай Р.Н. Наследие Ирана // Культура народов Востока. Материалы и исследования. М.: Наука, 1971, с. 102–103.
[7] Фрай Р.Н. Наследие Ирана // Культура народов Востока. Материалы и исследования. М.: Наука, 1971, с. 76.
[8] Фраортом называет этого мидийского царя Геродот. Его настоящим именем было Каштарити, и он выдавал себя за Хштариту из рода Хуваштры (Киаксара). В знаменитой Бехистунской наскальной надписи имя этого царя звучит как Фравартиш.