— Что с тобой?
— По башке сильно треснули, — признаюсь, выглядывая из повозки. Впереди виднеется река. Судя по всему та, в которой меня топить собирались.
— Сильно говоришь? Давай, посмотрю, — предлагает мужчина, и я едва сдерживаюсь, чтобы не шарахнуться. Вот нервируют они меня.
— Не надо. Там только шишка. Пройдёт, — как можно спокойней отвечаю, но он подозрительно прищуривается, явно не поверив.
— Зря. Караван с храмовниками и целителями уже скорее всего двинулся дальше. Пока нагоним, пройдёт время.
От услышанного меня накрывает волна неконтролируемой паники. Что значит, двинулся? Этого не может быть!
— Как?!! Двинулся?!! Там же… там же моя Лялька. И бабушка, — хриплю я, испуганно таращась на мужчин.
— Твоя бабушка категорически отказалась ехать дальше без тебя, так что они ждут в лагере, — пытаются меня успокоить, но результат получается ещё хуже.
— Одни?!! — едва не срываюсь я на визг. — С ними же что угодно может случиться!!!
В приступе паники, усугублённом сотрясением, я бросаюсь вперёд, собираясь выпрячь хотя бы одну из двух лошадей, мирно прядущих ушами перед фургоном.
— Не одни. Успокойся. С ними надёжный человек, который защитит их в случае чего, — накрывает моё плечо тяжёлая рука Рэна. — Но времени терять действительно не стоит. Надо караван догнать. — И обращаясь к своему товарищу, командует: — Кор, давай уберём лишнее из повозки.
— Думаешь забрать её с собой? — вскидывает тот удивлённо бровь.
— А как ты предлагаешь везти старушку с ребёнком? Да и этот герой — скупой кивок в мою сторону. — Едва на ногах держится. Куда ему в седло?
— Я из без седла могу, — вырывается у меня обиженное. Тоже мне…
— Поверю на слово. Но своим бабушке с сестрой ты живой нужен. Так что сядь и не мельтеши, — приказывает этот весь из себя крутой тип, заставив меня скрипнуть зубами. Нет, он может и прав, но бесит.
Впрочем, спорить сил у меня не находится, поэтому я усаживаюсь прямо тут, уперевшись спиной в передний борт повозки. Складываю руки на груди, пряча её, и только потом понимаю, что этот жест может выглядеть вызывающим, или, что ещё хуже, по-детски обиженным. Но, кажется, на это никто не обратил внимание. Рэн и тот второй, который, вроде как Кор, уже дружно примеряются к клетке. Что ж. Пускай занимаются. Может и хорошо, что они меня болезным посчитали. Не надо участвовать во всех этих мужских делах с перетягиванием тяжестей. Куда мне до этих громил?
Краем глаза наблюдая за своими спасителями и пытаясь лишний раз не шевелиться, чтобы не тревожить ушибленную голову, я сама не замечаю, как заваливаюсь в угол, задремав. Просыпаюсь от того, что меня встряхивает, приложив спиной об бортик. Сдержать стон не получается, как и порыв свернуться калачиком.
— Ты как там? — снова этот ровный голос, который был бы приятным, если бы так не напрягал.
— Живой, — ворчу, разлепляя глаза и осматриваясь вокруг. Клетки в повозке больше нет, как и тела цыкала.
— Иди сюда. Поговорить надо, — командует Рэн.
— О чём? — уточняю подозрительно. Понимаю, что нет ничего странного в том, что взрослый матёрый и возможно связанный с военными структурами мужик разговаривает с пацаном таким командным тоном, но ничего не могу поделать со своим внутренним раздражением.
— Ты всегда со старшими пререкаешься? — недовольно интересуется мужчина. Вот вроде и голос не повышает и тон почти не меняет, но по коже колючие мурашки бегут. — О нападении тебя хочу расспросить. Свои душевные секреты сможешь оставить себе.
Приходится признать, что меня поставили на место. Ла-а-адно. Как парень при мозгах, я, наверное, должна признать авторитет явного лидера. Впрочем, как девушке, мне это объективно тоже не мешает сделать. По крайней мере, временно.
— Извините, — ворчу пристыжено. И осторожно поднимаюсь, чтобы перебраться к нему на козлы. — Что вы хотели узнать?
Он терпеливо дожидается, пока я усядусь, управляя повозкой и бросая из-под капюшона пристальные взгляды, под которыми я едва не забываю, как по-мужски сидеть, настолько мне хочется демонстративно прилежно сложить ладони на коленях. Вместо этого опираюсь локтями на широко расставленные колени, позволяя полам каптана впереди провиснуть. Надо где-то срочно спрятаться и перемотаться, а то уже сил никаких нет следить за каждым своим движением и даже дыханием.
— Насколько я понял, тревогу в лагере поднял ты, — констатирует Рэн, когда я выжидающе замираю на другом конце скамейки. — Как узнал?
— Я не знал. Просто вечером женщина из нашей повозки хоаль Рахима угощала всех напитком, который с кем-то там ещё сварила для всех. А я почувствовал, что его не надо пить. Сам не стал и бабушке не позволил.
— Ты интуит? — бросает на меня изучающий взгляд мужчина.
Эм, это что за зверь?
— Да, — осторожно, но согласно киваю я, прикинув, что мои периодические озарения можно и так назвать.