Когда Эстер вернулась, Том сказал:
— Через полчаса будем над долиной, если старые карты Анны не врут.
— Не должны, — сказала Эстер и обняла его со спины. — В Эрдэнэ-Тэж был ее дом, правильно?
Том кивнул. Хотелось еще раз ее поцеловать, но он не мог даже взглянуть — требовалось все его внимание, чтобы обходить каменные гребни и шпили.
— Анна как-то говорила, что мечтает здесь обосноваться, когда уйдет на покой.
Эстер обняла его крепче:
— Том, если она правда там, то мы позволим Шрайку убить ее, и все, ладно? Ты не станешь с ней разговаривать, спорить и взывать к ее лучшим чувствам, да?
Том смутился. Эстер слишком хорошо его знала. Она угадала полуоформившиеся планы, которые весь день крутились у него в голове.
Он сказал:
— В тот раз, на Разбойничьем Насесте, мне показалось — она меня узнала. Она отпустила нас.
— Она — не Анна, — предупредила Эстер. — Не забывай об этом.
Эстер поцеловала его в ямку за ухом, где бился частый пульс.
— Когда я тебе сказала тогда, на Облаке-девять, что ты скучный, я просто говорила назло. Ты совсем не скучный. А если и да, то в самом чудесном смысле. Мне с тобой никогда не бывало скучно.
Они прошли над перевалом высоко в горах. С восточной стороны местность начала круто понижаться. Вниз, вниз — и перед ними открылась долина, белая, а дальше — зеленая. По дну долины вилась река, в дальнем конце разлилось озеро, и там, на островке, стоял дом, где собиралась жить Цветок Ветра. В старенький полевой бинокль Том разглядел антенну-тарелку на крыше. А потом все небо наполнилось взмахами крыльев.
Эстер едва успела сбить Тома с ног, когда первая волна птиц-Сталкеров выбила стекла в лобовых окнах «Дженни». Две птицы ворвались в кабину, хлопая крыльями и по-дурацки мотая зеленоглазыми головами. Эстер, схватив электрическое ружье, застрелила первую раньше, чем та ее увидела. Вторая с визгом кинулась на Эстер, целясь в глаза острым как нож клювом. Эстер снова нажала на спуск, и птица разлетелась ошметками слизи и перьев. Эстер посмотрела вниз, на Тома:
— Ты как, нормально?
— Да…
Он был бледен и напуган. Эстер неловко выпрямилась, шипя от боли, — от движения заныли перенапряженные мышцы. Эстер выглянула в окно. Вокруг «Дженни» снова кружили птицы, и парочка вовсю трепала гондолу правого двигателя. Эстер просунула электрическое ружье в боковое окно, прицелилась и убила обеих, потом бросила ружье Тому и схватила свое из шкафчика под потолком. В кабине на корме отчаянно вопил Пеннироял. Через приоткрытую дверь Эстер увидела мелькающие крылья и отблеск брони Шрайка, отбивающего птичьи атаки.
— ЭСТЕР! — закричал Сталкер.
— Я в норме, — успокоила его Эстер.
Крылья хлопали и в маленьком медотсеке, где когда-то Анна Фанг лечила ее арбалетную рану. Эстер с ноги распахнула дверь и сразу начала стрелять по птицам — они прорвались через крышу. Ружье было хорошее, паровой «Вельтшмерц-60»[54] с подствольным гранатометом, куплено за гроши в Эль-Хоуле, но в тесном отсеке оно произвело больше разрушений, чем птицы. Наружная стенка стала похожа на решето. Через дыры было видно, как еще несколько птиц набросились на двигатель, он закашлял и умолк. Вращение пропеллера замедлилось.
— Чтоб вас! — сказала Эстер и метко пущенной гранатой разнесла двигатель на куски вместе с птицами.
Снова выглянула в коридор и заорала:
— Том? Ты в порядке?
— Конечно! Сколько можно спрашивать!
— Тогда давай к земле, сажай дирижабль!
— К земле — это не проблема, — хмыкнул Том, пробежавшись взглядом по ряду манометров на приборной доске.
Стрелки на всех стремительно приближались к нулю. Гондола резко накренилась из-за потери правого двигателя. За окнами метались жуткие силуэты, но Том старался не обращать на них внимания — берег ружье на случай, если еще раз птицы прорвутся внутрь. В окнах по левому борту мелькали празднично-желтые сполохи. Горела оболочка.
Эстер пинком открыла дверь каюты на корме. Шрайк методично рвал на куски Воскрешенного орла. Сам Шрайк, весь в слизи и перьях, был похож на пугало.
Он повернул к Эстер мертвое лицо и сказал:
[54] Weltschmerz (нем.) — мировая скорбь.