— Ваше превосходительство, мы наблюдали через птиц-шпионов усиление активности среди тамошних поселенцев.
— У вас есть записи?
— Есть документы в отделе разведки на проспекте Тысячи Лестниц.
— Бегом туда и принесите их!
Капитан отсалютовал и убежал, серый от страха, явно ожидая, что небо вот-вот обрушится на Батмунх-Гомпу. Нага проводил его взглядом. С грустью подумал об Эноне, сейчас же задавил эти мысли и пробормотал себе под нос:
— Лондон…
Он вспомнил ночь после того, как умерла Цветок Ветра. Он стоял на вершине Щит-Стены, снизу от ангаров поднимался дым сгоревшего северного воздушного флота, а вдали мерцал огнями Лондон. Кажется, все неприятности в мире начинаются с Лондона.
Глава 42
В тот же день, после полудня, когда туман поредел и над развалинами проглянуло солнце, лондонцы хоронили своего лорд-мэра. Восемь человек из чрезвычайного комитета с непокрытой головой и траурной повязкой на рукаве несли завернутое в саван тело старого историка по извилистой, почти нехоженой тропе между мусорными холмами, а за ними шел весь Лондон. Эпоксидный Грунт размеренно и торжественно бил в барабан — жестянку из-под машинного масла. Бум-м, бум-м, бум-м — разносилось эхо, далеко за пределы развалин, по равнине до самого неба, где все еще кружили несколько птиц-Сталкеров, и за ними неустанно наблюдали дозорные с заряженными электрическими ружьями в руках.
Чадли Помроя положили на покой в долине Патни[50] — поросшем мхом участке между завалами металлолома, где густо росли деревья, укрывая тенью могилы всех лондонцев, умерших со времени МЕДУЗЫ. Сверху насыпали землю и установили металлическую табличку с вырезанным на ней символом Гильдии историков — оком, обращенным в прошлое. Лавиния Чилдермас прочитала молитву Квирку, прося создателя Лондона встретить старика и принять его душу в Стране, не ведающей солнца (сама Лавиния, будучи инженером, не верила ни в богов, ни в загробную жизнь, но она была Помрою не только заместителем, но и другом и понимала, что ритуал необходим). Затем вперед вышла Клития Поттс и тонким, дрожащим голоском запела гимн богине Клио.
— Он должен был своей рукой вывести Новый Лондон из развалин! — сказал Лен Пибоди, сердясь на несправедливость бытия.
— Так! — сказал мистер Гарамонд. — Теперь пора избрать нового лорд-мэра.
— Лавиния будет новым мэром, — сказала Клития Поттс. — Этого хотел мистер Помрой.
— Мистер Помрой скончался, — ответил Гарамонд. — Решать будет чрезвычайный комитет. А потом обсудим, что делать с арестованными.
Рен не разрешили пойти на похороны. Другие лондонцы просили за нее, но Гарамонд с распухшим носом цвета баклажана уперся на своем: Рен и Тео — крайне опасные агенты Зеленой Грозы и должны сидеть под замком. И вот их посадили в две старые клетки, давным-давно найденные среди обломков. Когда-то в них держали диких зверей в зоологическом саду в Круговом парке, а теперь они стояли в темном сыром углу Крауч-Энда, чтобы запирать в них чужаков, убийц и безумцев, которые, по мнению Гарамонда, могли бы угрожать безопасности Лондона. Клетки ни разу еще не использовались, и Гарамонд с огромным самодовольством смотрел, как его подчиненные, смущаясь, затолкали туда Рен и Тео, закрыли за ними решетчатые дверцы и навесили огромные висячие замки.
Сидя в темноте на матрасе — единственном предмете обстановки в клетке, — Рен помолилась за Чадли Помроя, пока барабанный бой скорбным эхом звучал среди развалин, подобно ударам сердца.
— Что теперь? — спросил Тео из своей клетки.
Хоть здесь и было темно, Рен видела, как он смотрит на нее между прутьями решетки. Если протянуть руку, они могли дотронуться друг до друга кончиками пальцев.
— Что с нами будет?
Рен не знала ответа. Было обидно, что их вот так обвинили и посадили под арест, но у Рен никак не получалось по-настоящему бояться своих лондонских друзей и старого дурака Гарамонда. Рано или поздно все уладится. А сейчас у нее нет сил думать об этом, она горюет о мистере Помрое и беспокоится о папе.
Они то спали, то разговаривали. Рен раскладывала солому на полу клетки, чтобы получались разные узоры. Время тянулось еле-еле. Вечером, когда прозвучал гонг, созывающий людей в общественную столовую, Англи Пибоди принесла им поесть и свежей воды. Не глядя Рен в глаза, она просунула жестяные миски между прутьями клетки.
— Англи? — позвала Рен. — Ты же не веришь мистеру Гарамонду? Ты знаешь, что я никакая не шпионка.
— Я уже не знаю, чему верить, — мрачно ответила та. — С тех пор как вы появились, неприятности сыплются одна за другой, это я знаю. Вчера птицы налетели, и тут же твой друг появился… Рен, Сааб тяжело ранен. Даже неизвестно, будет ли он видеть, и шрамы останутся на всю жизнь, а тебе наплевать, вчера взяла и ушла на весь вечер со своим поклонником, или кто он там… Все это плохо выглядит. Скажешь, нет?
Рен чуть не сгорела со стыда. Она и правда почти не думала о Саабе и других пострадавших, все мысли были о Тео.
— Я была не права, — признала она. — Но это же не значит, что я шпионка! Англи, на той неделе Гарамонд говорил, что мы в сговоре с Хэрроубэрроу. Мол, это мы с папой привели сюда Вольфа Кобольда. Помнишь?
— А откуда мы вообще знаем, что Кобольд — тот, кем назвался? — парировала Англи. — Ты говоришь — он удрал к себе в Хэрроубэрроу. А может, он тоже из Зеленой Грозы и сейчас сидит себе спокойненько в Батмунх-Гомпе или еще где-то там.
Это напомнило Рен о папе. Она просунула руку сквозь решетку, стараясь коснуться Англи. Та отскочила.
— Англи, помоги мне выбраться! Мне обязательно нужно лететь за папой…
Англи попятилась еще дальше, совсем скрываясь в тени.
— Мистер Гарамонд сказал не разговаривать с тобой!
[50] Патни — район в юго-западной части Лондона.