И рада бы промолчать, проигнорировать его, да только чувствую, что смотрит, в упор, ожидая ответа.
– Удивлен? – чудом удерживаю голос от дрожи, – а чего ты, собственно говоря, ожидал? Что погладят по голове, похвалят за отвагу и находчивость и все оставят как есть?
Молчит, не отводит темных глаз. И я в ответ сморю, хоть и нестерпимо хочется отвернуться, а еще лучше уйти отсюда или его прогнать. Но прекрасно знаю, что не уйду, и не прогоню, а значит, этот неприятный разговор будет продолжаться.
– Теперь ты под домашним арестом. Сделаешь дела на кухне и к себе.
– Думаешь, меня это волнует. По-твоему, я расстроюсь из-за такого наказания? – хмыкает он, одаривая меня снисходительным взглядом.
– Я ни о чем не думаю. Понятия не имею, волнует ли тебя вообще хоть что-то в этой жизни или все, как с гуся вода. И даже гадать не буду, – поморщилась оттого, что в висках внезапно зашумело. Давление что ли на нервной почве поднялось? Этого еще не хватало, для полной радости, как у бабки старой. Зря, зря решилась на этот совместный ужин. Ох, как зря! – может посидишь в одной комнате, подумаешь, выводы определенные сделаешь, а может и не сделаешь.
– Я все не пойму на хр*на я тебе сдался? Что ж ты меня никак не продашь? – внезапно спросил он, огорошив таким заявлением.
– Ты хочешь этого? – спрашиваю растерянно, не сумев удержать равнодушную маску на лице.
– Мечтаю!
Вот, с*чонок! Мечтатель, блин, хр*нов.
Да, будь моя воля, с радостью бы продала! Да что там продала, сама бы заплатила, лишь бы забрали это сокровище и увели подальше от меня. Вот только не могу, не по силам мне изменить эту ситуацию, остается только терпеть. Стискивать зубы и терпеть, загоняя как можно глубже желание наговорить такого, о чем потом буду жалеть. Терпеть, несмотря на то, что хочется махнуть на все рукой, и бежать без оглядки.
Почему-то становится обидно, до дрожи, до слез. Из-за безысходности ситуации, из-за несправедливости, из-за всего. Не могу понять, почему он настолько на меня взъелся, и от этого внутри словно кошки когтями наживую дерут, и дышать тяжело.
Да-да, я помню о его социальном статусе. Помню, что он раб, да не простой, а с вольным прошлым, в связи, с чем количество проблем возрастает в геометрической прогрессии, помню, как он ко мне попал.
Но…
Даже не знаю, что хочу сказать этим "но". С ним всегда одно сплошное, непреодолимое "но"! Раб, но был вольным. Собираюсь отпустить, но не могу сказать об этом. Мечтаю, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло, но не могу от него избавиться.
Вокруг одно только "но".
Да, почему же это все со мной происходит, за какие прегрешения приходится расхлебывать такую кучу, да еще и большой ложкой?
– Надеешься, что у других будет лучше?
– Я уже ни на что в этой жизни не надеюсь.
– Печально, – опустила взгляд на свою руку, в которой судорожно сжимала вилку, так что даже пальцы побелели.
– И на что ты предлагаешь надеяться? На то, что все это, – он обвел кухню взглядом, – обернется дурным сном? Что в один прекрасный день что-то изменится в лучшую сторону? Нет уж, спасибо! Я это проходил. Если нет надежды, то нет и разочарований.
– Как можно жить без надежды на лучшее? Как ты жил без надежды на лучшее?
– Обычно, рассчитывая только на себя, делая так, как будет лучше опять-таки себе.
– Тогда я тебя тем более не понимаю! Давай начистоту, чего тебе не хватает у меня для нормального существования? Я глубоко сомневаюсь, что у остальных тебе жилось лучше. Сытый, одетый, да и непосильной работой не завален. Чего тебе не так?
– Думаешь, накормила, одела и все, стала великой благодетельницей? Так открою тебе секрет: нет никакой разницы между тобой и остальными! С тобой даже хуже. Можешь тешить свое самолюбие сколько угодно. Выворачивает от одной мысли, что ты считаешь, будто мне безумно повезло с твоим появлением в моей жизни. На самом деле тебе глубоко плевать на все, и единственное, что ты хочешь – чтобы тебе не мешал.
– Ты прав! Я мечтаю, чтобы ты не мешал, не усложнял мне жизнь. Если не слепой, то видишь, что сейчас я далеко не в форме. И мне нужна масса сил, чтобы пройти тот путь, на котором оказалась не по своей воле. Так что, у каждого своя борьба за выживание. И да, считаю, что тебе повезло со мной. Причем ты даже не представляешь насколько! – в этот момент я поняла, что ни за что на свете не расскажу ему про скорое освобождение. И вовсе не из-за обещания, данного Игорю Дмитриевичу. Нет! Просто такие новости надо заслужить, а пока Тим от этого бесконечно далек.
– Если ждешь от меня благодарности, то напрасно!
– Благодарности? И ты знаешь, что это такое? Сомневаюсь! Скорее ты даже не в курсе как это слово пишется! – медленно встаю из-за стола, намереваясь покинуть кухню, и вовсе не для того, чтобы сбежать от Тимура. Нет, после этого разговора мне действительно плохо, сердце стучит как ненормальное, гул в ушах, дышать тяжело. Я больше не хочу продолжать эту изматывающую беседу, которая все равно ни к чему не приведет, – Благодарность – это качество, свойственное человеку.
– Человеку? Хм, кто же тогда, по-твоему, я? – усмехнулся Тим.
– Ты? – я как раз остановилась напротив него, нагнулась к нему, и, глядя в глаза, медленно проговорила, – ты – раб.