Читать книгу «Старый Сантос и его потомки» онлайн.
Теперь небось не опоздает! И тут он обратил внимание, что лошадь под ним белая, и невольно рассмеялся: словно победитель, въедет он в побежденный городок на белом коне… Отличное предзнаменование!
Чурай гнал белого коня, выматывая из него все силы. Но въехал в город, когда уже стемнело.
Он немного был разочарован: никто ни о чем даже не спросил его, когда он оказался в местечке. Музыка, безусловно, не играла. В стороне от вокзала рвались снаряды, повсюду дымились руины, а вокруг — ни живой души.
Главной улицы Яшполя уже не существовало, и это удручало Степана. Он как раз думал в самом центре пайти себе дом с балконом, открыть буфет и начать торговать водкой, вином, пивом. Новым хозяевам будет весело, и ему неплохо. Выходит, этот замысел лопнул, как мыльный пузырь. Куда же податься, когда вокруг так мрачно, безлюдно и развалины наводят тоску? Хоть бы какое-нибудь оконце целое, хоть какой-нибудь огонек, он зашел бы. Ни живой души вокруг. Мрак сплошной, как в могиле…
Лошадь он тащил за поводок, осторожно пробираясь между развалинами, и каждый раз, когда на станции, и без того разрушенной, взрывался снаряд, падал на камни, закрывал руками лицо, думая, что это его смерть.
Наконец выбрался на тихую улицу, где тротуар был усеян битым стеклом, оборванными проводами. Осколки трещали под ногами.
Двери, окна домов были распахнуты. Он мог зайти в любой дом, обшарить любые шкафы, но безмолвие и пустота навевали страх.
В конце улицы он увидел добротный кирпичный домик с распахнутыми окнами. Оттуда доносился приятный запах жареного мяса. Степану это напомнило, что он голоден.
Привязав лошадь к стволу уцелевшего дерева, он осторожно, трусливо озираясь, вошел в пустой дом, зажег спичку, нашел на кухне свечу. Хоть и дрожал от страха, все же при свече почувствовал себя увереннее: в кромешной тьме ему казалось, что из мрака того и гляди выбежит кто-то, схватит его за глотку и начнет душить… Только и не хватало Степану, чтобы его задушили и чтобы родная мать никогда не узнала, где его кости лежат.
Со свечой в руке он ходил по пустым комнатам, мимоходом перерыл белье и одежду, валявшуюся всюду. Увидев зеленую шляпу, он сбросил с головы мятую кепку с поломанным козырьком и надел эту, зеленую… Посмотрев на себя в зеркало, Степан рассмеялся. Теперь он выглядел вроде бы образованным человеком, а не каким-то замухрышкой. Затем он подобрал себе пару белых штанов и влез в них. Тоже неплохо. Штаны были ему велики, но он туже затянул пояс, получилось вполне прилично. Длинный пиджак доходил до колен, но не брать — жалко, слишком добротное сукно. Пригодится! Хороший материал он умел ценить.
Спустя несколько минут Чурай уже был одет с ног до головы. Совсем не тот Степан, что был еще полчаса тому назад! В шляпе, в этой одежде, считал он, можно предстать не то что перед каким-нибудь паршивеньким немецким офицериком, но даже перед самим Гитлером!
Кроме одежды Чурай набрал целую кучу всякого хлама, сложил все это в огромную корзину, перевязал и с облегчением вздохнул: большую работу проделал!
Он уже хотел было взять корзину и отправиться в соседний дом, но голод давал о себе знать — и не столько голод, сколько жажда. Эх, найти бы бутылочку горячительного! Тогда бы он мог даже завалиться на одной из этих широких кроватей и проспать до утра, а утро вечера мудренее…
Зайдя на кухню, он ухмыльнулся.
«Отличные хозяева, видимо, жили здесь», — размышлял он. На окне увидел большую сулею с наливкой. Но это еще не все. На столе стояла бутылка недопитой водки, лежали колбаса, сыр, лук и что-то еще. В открытой духовке стояли кастрюли с борщом и жареным мясом. Маленькие глазки Степана перебегали с предмета на предмет, не зная, на чем остановиться.
Присев к столу, опрокинул полный стакан казенки, запил сладкой вишневкой и почувствовал, что на свете не так уж плохо жить. Стал закусывать, уписывал за обе щеки, как бы боясь, что кто-нибудь помешает. Снова выпил водки. Блаженное тепло разлилось по всему телу, он тут же решил, что лучшего дома ему не сыскать. Здесь он останется жить до конца своих дней. Опять наполнил стакан вишневкой, выпил и — чуть было душу не отдал!
В комнате вдруг раздалось: «Ку-ку! Ку-ку!» С перепугу Степан залез под стол ни живой ни мертвый. И замер. Лишь спустя несколько минут опомнился, выполз из-под стола и на цыпочках, держа высоко над головой свечу, вышел в большую комнату. Там увидел на стене ходики. Это из отверстия в ходиках выскакивала кукушка, будто живая, кивала головой и кричала: «Ку-ку! Ку-ку!»
Степан в сердцах обложил кукушку отборной руганью, сплюнул, затем снял часы с гвоздя и сунул в корзину. Теперь, после такого испуга, сам бог велел выпить, и он снова приложился к бутылке, выпил и съел все, что было на столе.
После этого осоловел. Что-то случилось с головой… Он еле добрел до кровати, свалился на перину и тут же отдал все, что выпил и съел, вывалялся в своей собственной блевотине и вскоре заснул, храпя так, что можно было разбудить мертвых.
Проснулся Степан с невыносимой головной болью. Ему казалось, что голова раскалывается на части. Он оглядывался, как во сне, не представляя, где находится и каким образом его сюда занесло. За окном уже светлел ясный день. Откуда-то доносился грохот танков, рев тяжело груженных автомашин.
Протерев грязной рукой глаза, он пытался сообразить, что это за грохот, но сообразить-то ничего не мог.
Наконец пришел немного в себя, и его словно ошпарило: «Дубина, — подумал он, — чего же ты мешкаешь? Твои новые хозяева, наверное, уже входят в город, а ты нежишься на перинах!»
Нахлобучив на голову зеленую шляпу, имевшую довольно плачевный вид, обувшись в стоявшие в углу резиновые сапоги, он бросился на улицу…
Но во дворе он остановился, вспомнив, что не лишне захватить с собой корзину, так как новые хозяева, подобно ему, так же сразу бросятся по домам и его богатство может улетучиться. Кроме того, он должен встречать немцев, как приличествует встречать важных гостей — с хлебом-солью. Он воротился на кухню, нашел полотенце, буханку черствого хлеба, солонку с солью, взял на плечи тяжелую корзину и, ведя под уздечку своего коня, отправился на улицу, откуда доносился шум. Выйдя на широкую улицу, Степан сразу увидел немцев. Они шагали, запыленные, грязные, с закатанными рукавами, без касок и пилоток, и нестройно горланили какую-то песню. Увидав человека с корзиной, в таком странном одеянии, с неоседланной лошадью, солдаты стали хохотать и тыкать в него пальцами. Несмотря на то что он им дружелюбно махал рукой, предлагая хлеб-соль, никто не останавливался.
Он злился не только на солдат, но и на своих соплеменников: никто, кроме него, не вышел встречать освободителей.
А солдаты не переставали смеяться над ним, сопровождая насмешки непристойными жестами, будто не человек стоял перед ними, а круглый идиот…
Ну да ладно! Пускай эти солдафоны смеются и валяют дурака, лишь бы видели его, единственного, который вышел их встречать с хлебом-солью!
Кто-то из идущих запустил в Степана гнилым огурцом и попал прямо в лицо. Это еще больше позабавило солдат. Другой швырнул в него сырым яйцом — и еще больше разукрасил Степана. Снова раздался гомерический хохот.
Степана стало возмущать поведение солдат: он хотел было уйти, но боялся повернуться спиной к освободителям, как бы какой-нибудь не выпалил в него!.. Оглянулся и увидел еще более дурацкую картину: белая лошадь, разрази ее гром, оказывается, мордой раскрыла корзину, разбросав по тротуару рубахи, лифчики, женские панталоны, и, не обнаружив ничего съестного, стала грызть корзину…
Чурай хотел было излить на нее весь гнев, но механически продолжал махать шляпой шагающим солдатам и орать: