«Так пришло твое время, и можешь показать большевикам и юдам… Мстить будешь, понял? Старостой будешь. Хозяином. Понял? Все будут работать в артели, в колхозе, а ты — подгонять нерадивых. Понял? Плохо работай — капут!»
«Нет, пан, я работаю возле лошадей, так и буду работать. Не справился — и выгнали, а старостой не могу быть. Ноги болят, ревматизм, больной…»
Тут уж комендант совсем рассвирепел, выхватил револьвер и хотел пристрелить Моргуна, но за него вступился полицай: еще, мол, пригодится…
Гедалья ловил каждое Лесино слово. Она так образно рассказывала, что казалось, он сам видит, как комендант выбирает старосту и как никто не хочет им стать. То, что никто в Лукашивке не согласился идти на службу к оккупантам, порадовало Сантоса, как и всех остальных. Появилась надежда, что можно будет с грехом пополам прожить это страшное время и дождаться возвращения наших…
Леся помолчала минутку и закончила:
— Ну и вот… заставили Тараса Моргуна стать старостой… Не мог никак отбиться… Его бы пристрелили на месте…
— Значит, есть уже в Лукашивке власть? Моргун?
— Он не только у нас будет старостой, но и у вас, в Ружице. Комендант заявил, что он будет кустовым старостой. Старшим над всем нашим кустом…
— Но это ужасно! — сказал Симха Кушнир. — Он ведь будет мстить всем…
— Не думаю… — сказала Леся. — Его заставили взять тот пост… Поживем — увидим. Люди меняются в такое тяжелое время. Многие становятся лучше… Посмотрим…
— Да, новая метла, — сказала Рута, — а как она будет мести, поглядим…
Менаша-бондарь поднялся с места, прошелся по комнате и ехидно сказал:
— А мы тут сидим и голову ломаем, кто у нас будет у власти?.. Без нас позаботились. Значит, Моргун… Будет кому нас мордовать…
Надвигалась ночь. Тревога охватила людей. Трудно было предугадать, что принесет завтрашний день.
Нехама Сантос подошла к корзине, вынула свежий хлеб и стала делить:
— Что нам гадать да отчаиваться? Хлеб насущный на сегодня есть, а завтра бог даст или добрые люди поднесут…
Рано-рано, еще не вспыхнул багрянец зари, всех жителей поселка разбудил отдаленный гул летящих самолетов.
Люди выскакивали и прятались в ямах, в щелях, среди скал.
Гедалья Сантос и бондарь Менаша стали под старой акацией, всматриваясь в ту сторону, откуда шли самолеты. Они летели очень высоко, за облаками.
Но странное дело. Раньше самолеты шли с запада, а теперь летели с востока на запад. Это несколько озадачило.
— Слышишь, Гедалья, что я тебе скажу, — отозвался бондарь, — готов поклясться, что это наши…
— Дурень, не высовывайся, — дернул его за полу Гедалья. — Сейчас они сыпанут бомбами, тогда узнаешь — наши или не наши…
Вдруг послышался звонкий голос Руты. Она выскочила из своего укрытия, замахала руками, запрыгала и закричала во всю силу легких:
— Люди! Наши, наши летят!
— Вы гляньте, алые звезды на крыльях! Честное слово — наши!
Все выскочили из своих убежищ, задрав головы, глядели на ровные треугольники самолетов, идущих высоко в предрассветном небе.
Вся округа была наполнена гулом самолетов; люди смеялись, плакали, кричали, восторгались, глядя на красные звезды.
Вдруг из одного самолета какая-то пачка полетела вниз. Приблизившись к земле, она раскрылась, как парашют, и в воздухе замелькали красные, желтые, зеленые листочки, они вихрем кружились над землей и падали на траву, на Днестр, на деревья.
Все бросились бежать к берегу, собирая листовки, а самолеты полетели на запад.
И вот уже люди подняли бережно с земли листовки и стали читать на ходу. Окружили Руту Сантос, которая держала несколько разноцветных листовок и громко, взволнованно читала: