Мазур поднял на немца полные ненависти глаза, почувствовал, как холод прошел по всему телу. Хотелось вскочить, ринуться на палача, задавить его, если уж погибнуть, то вместе с ним! Но тут увидел, как подбежал к нему Петро Гатчинский и заслонил его своим телом.
— Пан офицер, не стреляйте!.. — закричал он. — Не убивайте! Это чудесный человек… Мой лучший друг… Это… Не стреляйте!
— Кого ты просишь, глупец? Разве фашист обладает милосердием? — крикнул Мазур.
В это мгновение он увидел в двух шагах от себя багрового от ярости офицера.
— Твой друг, швайн? Хороший человек? Таких хороших надо стреляйт, капут!.. Ты тоже юде, большефик, коммунист?
Петро Гатчинский расправил широкие плечи, уставился с гневом на немца, кивнул в сторону убитого старика и ответил:
— Дед тебе уже сказал, кто Иуда… Ты… Кроме того, ты — палач! Какая мать родила такого зверя?.. Я по национальности украинец, они все, — Петро кивнул на толпу, сбившуюся в ужасе у подвод, — мои лучшие друзья, это настоящие люди. А ты, твои солдаты — звери, палачи, изверги! Будьте вы прокляты!
В это мгновенье раздалась автоматная очередь, и возле трупа старого Мейлеха Мазура упали, сраженные пулями, Мазур и Петр Гатчинский.
Неистовые крики, плач женщин и детей захлестнули долину. Люди бросились к убитым, окружили их, стали тормошить… надеясь, что они еще живы.
Офицер взглянул на толпу, хотел было отдать приказ стрелять, но, выругавшись, взмахнув парабеллумом, велел солдатам занять места в кузовах, и машины повернули в сторону пылающего города.
Все окружили тесной толпой убитых друзей, склонили обнаженные головы над тремя трупами, обливаясь слезами.
Гедалья Сантос надвинул на глаза картуз, чтобы люди не видели его слез, и срывающимся голосом сказал:
— Что же мы тут будем стоять? Они приедут опять и всех перебьют… Ведь мы безоружны, с голыми руками… Давайте, может, бог нам поможет, и мы доберемся к своим очагам…
— Что? Домой? — отозвался Симха Кушнир, поправляя на плече ремни рюкзака. — А разве их там нет, этих проклятых зверей? Они как саранча налетели на нашу землю, и нет от них спасения…
Долгую минуту Гедалья Сантос молчал и, придя немного в себя, сказал:
— Да, там они уже, наверно, есть… Но там свои стены. А свои стены иногда помогают…
— Если б это было так, Гедалья! — вмешалась все это время молчавшая Рейзл, — Из твоих уст да господу богу в уши…
Зашумели люди. Колонна и стадо двинулись в обратный путь. Загрохотали колеса.
На первой подводе лежали накрытые простынями трупы старого Мазура, его сына и Петра Гатчинского. Держась за задок подводы, шкандыбал, корчась от боли, Данило Савчук, возле него с поникшей головой шел Симха Кушнир. Кажется, все забыли об усталости. Только бы поскорее уйти от этого ада, только бы скорее вернуться к своим избам.
НОВАЯ МЕТЛА ПЛОХО МЕТЕТ…
Это место, славившееся еще так недавно своей красотой и привлекательностью, теперь совсем утратило прежний вид.
Казалось, какой-то страшный смерч пронесся по тихим зеленым улочкам и тупикам, превратил дома и постройки в, развалины.
Здесь уже прошел немец…
Они ворвались сюда и успели обшарить все дома, перебить все, что осталось, разграбить все, что давалось, разломать, предать огню все горящее и податься дальше.
Хорошо, что жители поселка в это время были в пути. Те, которые оставались, с трудом успели скрыться кто в подвалах, кто в лесу, а кто в прибрежных оврагах и ярах.
Возвратившиеся жители почернели, исхудали, на людей уже были не похожи. Пережитое ими в пути за все эти мучительные дни наложило страшную печать на их лица. Исчезли улыбки с уст жизнерадостных девушек, приуныли самые озорные ребята. Страх и ужас овладели людьми.
«Что же будет с нами? Как жить дальше и стоит ли жить вообще?» — эти вопросы терзали всех.
После того как здесь похозяйничали фашистские молодчики и очистили все, что осталось, на селения налетели бомбардировщики. Причиной этому было, по-видимому, то, что некоторые скалы с воздуха выглядят как доты, укрепления, и фашистские летчики обрушили на них бомбы. Ружица и Лукашивка превратились в груду развалин… Чудом уцелела незначительная часть домиков, хат, построек, да и то с вывороченными стенами, оторванными окнами, дверьми. Люди на скорую руку поправили свои убежища, чтобы укрыться от дождей и зноя.
Бомбы не пощадили и виноградную плантацию, выкорчевали с корнями лозы, спутали провода, по которым вились растения, а остальное довершили вредители, которых не успели обезвредить купоросом.
Громадные ореховые деревья стояли теперь обнаженные, без веток и листвы. Осколки бомб начисто искромсали их. Всюду, на каждом шагу, чернели воронки…