Читать книгу «Старый Сантос и его потомки» онлайн.

«Видно, у них настоящая любовь», — думала Рута, глядя на счастливое лицо подруги. Большая, нежная любовь, о которой она знала больше понаслышке… Должно быть, и здесь нужно иметь счастье. Хоть Рута и считалась в Ружице красивейшей среди красивых и многие добивались ее любви, она еще никого не любила… Кроме молодости и привлекательности, у девушки был недостаток, сильно мешавший ей в жизни: она была смела до резкости и остра на язык. Ее слова ребята боялись, как огня. Метким сравнением она могла ошарашить любого парня. Могла поставить его в смешное и глупое положение перед всеми.

В Ружице люди часто говорили Гедалье Сантосу, что его главной ошибкой было то, что Рута родилась девчонкой. Ей следовало родиться парнем…

После выступлений на сцене в Доме культуры, где ее так восторженно принимали, Руте частенько приходилось одной возвращаться домой, мало кто из ребят решался предложить себя в провожатые. Ее боялись, даже избегали, не решаясь ни пошутить, ни тем более позволить себе какие бы то ни было вольности, хотя, возможно, опа не всегда была бы против…

Девушки куда менее привлекательные, но более доступного характера, охотно соглашавшиеся гулять с ребятами и ходить с ними в лес, к роднику, в конце концов обретали свое счастье и выходили замуж, не без зависти, правда, поглядывая на Руту, с которой их благоверные продолжали не сводить очей.

Для всех подружек Руты тем большей неожиданностью оказался видимый успех Холодного Ангела, как в шутку окрестили сына Менаши-бондаря. И никто не мог себе представить, как он нашел ключ к сердцу этой недоступной девушки.

Вообще-то люди уважали тихого, скромного Симона. Такого работника трудно было найти, но он слишком уж молчалив и скромен, более того, застенчив не по годам, и над ним исподтишка потешались. Он не терпел и не понимал, или делал вид, что не понимает шуток. Бывало, при нем рассказывали смешные истории, анекдоты, от которых иные хватались за животы, а он оставался равнодушным, слушал без тени улыбки. Пожмет плечами — и пройдет мимо. Однако, если над ним подшучивали, не молчал.

Иногда, бывало, как рассердится, только держись. Это был сильный, волевой, несколько внешне нескладный парень, постоянно чем-то озабоченный, будто вся тяжесть земного шара свалилась именно на его плечи.

Хотя голова у него была ясная, наука давалась ему с трудом. В школе засиживался по два года в каждом классе; по этой причине Рута и догнала его, когда-то училась с ним в одном классе. Симон всегда был к ней неравнодушен, терял под ее насмешливым взглядом последние остатки сообразительности. Он смотрел на нее влюбленными глазами, когда она решала за него задачи или подсказывала ему шепотом, когда он стоял у доски с растерянным видом, не имея представления, что следует написать на этой доске, а что ответить учителю…

То, что Симон был в классе самым старшим, удручало, и не так его, как отца. Убедившись, что большого ученого из сына не получится, он посоветовал Симону учиться премудрости бондарного ремесла. Но и эта наука не совсем давалась ему; тогда он пошел в обучение к Гедалье Сантосу, сперва на виноградную плантацию, затем по линии виноделия. Здесь он нашел свое призвание. Возле прессов, где давили виноград, он творил чудеса, работал за троих, и Сантос был от него в восторге. Правда, парень оставался таким же убежденным молчальником, как всегда.

Подчас люди говорили бондарю:

— Послушай, Менаша, мы начинаем подозревать, что это не твой родной сын. Уж не подменили его тебе в свое время?..

— Почему вы так думаете, разве он на меня не похож?

— Нет, похож. Но сходство только внешнее, а вот скажи, как случилось, что он у тебя вырос таким молчаливым и стеснительным? Тебя хлебом не корми, дай только поболтать, а он — все молчит да молчит!

— Ничего. Придет время, и он заговорит! То, что ему нужно сказать, он скажет и без посторонней помощи.

Местных девчат меньше всего трогало то, что Симон молчалив. Они не без интереса присматривались к этому отслужившему сержанту, и их больше тревожило то, что, придя на танцы в клуб, он первое время стоял в сторонке и никого из них не приглашал. Музыка гремела, трудно было устоять на месте, но его это ничуть не трогало: молча смотрел, как танцуют другие.

— Послушай, сержант! — смеялись девчата. — Что же ты стоишь как на часах? Как бы у тебя ноги не срослись.

А он только смущенно улыбался, отмахивался, не вступая в разговор, будто говорил девушкам: «Не мешайте мне смотреть, как другие танцуют. Меня танцы не увлекают».

Бондарь как-то сказал, еще до того, как сын ушел в армию:

— Пусть стесняется. Придет время, он найдет кому голову вскружить. Успеется. Его невеста уже родилась. Недолго ждать!

Но Холодный Ангел оставался по-прежнему недотрогой да таким и ушел два года назад на воинскую службу. На Дальнем Востоке, где он служил, девушек не было, и там он себя сразу почувствовал отлично. Целиком отдался учебе, муштре и стал образцовым, строгим к себе и другим сержантом.

— Ничего, в армии из него человека сделают, — повторял отец и как в воду глядел: вскоре получил письмо от командования части, где бондаря начальство благодарило за то, что воспитал такого дисциплинированного бойца, отличника боевой и политической подготовки.

Тогда Менаша еще не знал в точности, чем это пахнет. Но как ни говори, это было хорошо.

Отслужив три года, Симон, сын бондаря Менаши, возвратился домой возмужалым, повзрослевшим, но еще более молчаливым и сдержанным, чем до этого. Подтянутый и ‘выдержанный, он вернулся не простым солдатом, а с лычками сержанта. На его широкой груди красовалось множество значков. И чего там только не было: и «Ворошиловский стрелок», и «ГТО», и «Отличник боевой и политической подготовки», много разных других. Да еще ко всему — значок парашютиста. Несколько раз Симон прыгал с самолета с парашютом.

Вдобавок он привез несколько Почетных грамот от начальства. Когда Симон шагал по местечку в своем новом мундире со всеми значками на груди, в хромовых, начищенных до зеркального блеска сапогах, все смотрели на него с почтением, и ребятишки толпой бежали за ним, скандируя:

— Ать, два, левой! Левой! Ать, два, левой! Рота — стой!

Менаша был на седьмом небе. Люди глядели на сержанта совсем другими глазами, и никто уже не отваживался даже про себя называть его Холодным Ангелом. И когда девчата проходили мимо его дома, они поправляли волосы и украдкой прихорашивались.

Уже через несколько дней, вернувшись домой, он придирчиво надраил хромовые сапоги, пригладил пышную шевелюру и отправился в клуб на танцы. И не успел оркестр заиграть вальс, как сержант, подтянувшись, смело шагнул к гурьбе смущенных девчонок и одну из них пригласил танцевать. Это была Рута Сантос.

Все пристально наблюдали, как он танцует, и пришли к единодушному выводу, что Холодный Ангел не зря служил три года. Ко всему и танцевать научился. Все поражались, как ловко все это у него получается. Девушку он держал за талию, как держат драгоценный сосуд, когда идут по скользкому полу, а лицо было напряженным, без тени улыбки. Казалось, он замер и не дышит, будто делает какую-то тонкую и чрезвычайно сложную работу.

— Симон, веселее! Не надо быть таким серьезным, это тебе, брат, не винтовку держать! — негромко, но все настойчивее подсказывали ребята, понаторевшие в этих делах. Но сержант не обращал внимания на советы. Он продолжал танцевать как умел, держась от своей партнерши на почтительном расстоянии.

Иные ребята кружились в кругу, стараясь ближе прижать к груди своих избранниц, даже умудрялись на ходу незаметно чмокать их в губы, а то и приподнять на руках и закружить так, чтобы они завизжали. А он, Симон, — упаси господь! Он даже не глядел на свою партнершу.