Чувствовала себя потерянной. Подавленной. Морально убитой… Даже злость не помогала прийти в себя. Сплошное опустошение. Так не похоже на меня. Наверное, есть предел всему. В этот момент настал конец меня. А все потому, что в этой комнате, которая давила на меня сплетением запахов Винченсо и Оттавии, я ощутила себя полностью никчемной.
Я так думала, но не понимала, что самое плохое еще впереди. Уже вскоре к дому подъехало несколько машин. Из них вышли мужчины, но лишь одного из них я знала визуально. Это был Риккардо Буджардини, отец Оттавии. Скорее всего, все остальные гости так же представляли собой верхушку Каморры. И, судя по тому, какая шумиха поднялась в доме, приезд этих людей для всех был неожиданным. Вернее, нет. Оттавия их ждала.
Глава 14 Простой человек
Временами, я ненавидела свои волосы. За ними было сложно ухаживать и, порой, я с трудом их расчесывала — слишком густые, непослушные и чрезмерно кудрявые. Сущее наказание.
Далеко не один раз я думала о том, чтобы остричь их. Считала, что мне после этого станет легче, но все равно обходила стороной все салоны. Почему? Просто чувствовала, что остричь волосы для меня являлось чем-то сродни отрезания руки. Лишь недавно я решилась зайти в салон и сесть в кресло к парикмахеру. Меня к этому подтолкнуло желание больше не дать Винченсо прикасаться к моим прядям. Если бы Мистер Порно меня не остановил, я бы, наверное, подстриглась. Вот только, тут ключевым словом являлось — «наверное», ведь даже тогда я ощущала судорожную, неприятную дрожь при мысли, что вот-вот расстанусь со своими волосами, но в тот момент совершенно не понимала, что без них мне действительно будет тяжело. Удушающе горько.
После того, как Оттавия ушла из хозяйской спальни, я еще долго неподвижно стояла около стены и смотрела на пол. Потом, на ватных ногах поплелась в ванную комнату и встала перед зеркалом. Жалкое зрелище. Волосы еле доставали до плеч и неровными прядями торчали в разные стороны. Ущербная.
Я отвернулась от зеркала и села на край ванной. Вплела ладонь в волосы и, до боли сжав пальцы, опустила голову. Меня трясло. Собственное отражение в зеркале пробудило в сознании апокалипсис из смертоносных взрывов отчаяния, ненависти и гнева. Хотелось кричать. До срыва голоса и боли в горле. Как же я устала от всего этого. Устала терпеть, ждать, надеяться. Всякий раз, когда мне казалось, что вот-вот станет лучше, я проваливалась в очередную яму. Насмешка судьбы и какое-то проклятие.
Сразу после того, как я узнала, что Фелиса покончила жизнь самоубийством, я, сквозь удушающую скорбь, так же почувствовала злость. Она поступила эгоистично. И, нет, я сейчас имела ввиду даже не то, что при обвале дома могли сильно пострадать другие люди. Тогда я мысленно ругала Фелису за то, что она не обратилась ко мне, или к маме за помощью. Я считала, что мы могли бы помочь ей. Думала, что нет нерешаемых проблем. Но сейчас мне казалось, что это я была не права. На собственной шкуре ощутила, что такое безысходность и поняла каково это, когда хочется опустить руки от тлеющей в сознании пустоты. Я лишь слабый зверек в окружении кровожадных хищников.
Только мне, в отличие от сестры, не хотелось покидать этот мир. Я все равно хотела жить и даже мысли о самоубийстве не допускала. Гнев бушующий во мне, не позволял этого сделать. Я умру, а эти твари продолжат дальше спокойно жить? Ничерта.
Как же неистово я в данный момент ненавидела Оттавию.
— С*ка, — гневно прорычала, поднимая голову. Сейчас больше всего на свете хотела к чертям вырвать все ее волосы и от души пожелать гореть в аду. Я обернулась к полкам. Хотела швырнуть какую-нибудь вещь Буджардини, таким образом, вымещая хотя бы каплю гнева, но заметила, что в ванной не было ни одной ее вещи. Ни шампуня, ни зубной щетки, ни халата.
Я вновь пошла в спальню, но уже лишь для того, чтобы взять ножницы. После того, как вернулась в ванную, опять встала перед зеркалом и начала отрезать оставшиеся длинные пряди. Оттавия отрезала не все волосы. Маникюрными ножницами это невозможно сделать, но, наверное, где-то две трети моих волос теперь все же лежали в спальне на полу. У меня не было другого выбора. Я сама дорезала остальную часть, чувствуя, что с каждой отрезанной прядью сердце начинало все сильнее ныть.
Закончив, я опять посмотрела в зеркало. Волосы, короткими кудряшками, еще сильнее торчали в разные стороны. Я сама себя не узнавала.
Через какое-то время в комнату зашла та короткостриженая служанка. Кажется, ее звали Лучианой. Во всяком случае, Оттавия называла ее именно так. Эта девушка, избегая смотреть на меня, опустилась на пол и начала собирать мои волосы в пакет. Лишь, когда я уже открыла дверь и собралась выйти в коридор, она обратилась ко мне:
— Простите… Синьорина Буджардини просила передать, чтобы вы шли на кухню помогать поварам, — было видно, что Лучиане неловко мне это говорить.
Я ничего не ответила. Вышла из спальни, но на кухню не направилась. В этот момент как раз к дому Медичи подъехали машины представителей Каморры. Остановившись в коридоре и будучи незаметной для остальных, я наблюдала за тем, как все они заходили в дом и Оттавия радостно приветствовала гостей. Еще одно тошное для меня зрелище.
После того, как холл опустел, я вышла на крыльцо и села на ступеньки. Идти дальше мне было запрещено. С одной стороны, сейчас мне было плевать на все запреты. А, с другой стороны… Нет, тут была только одна сторона — первая. Пошло все к черту.
Будучи одетой лишь в юбку и майку, я подрагивала от холода, но продолжала сидеть на влажном после дождя мраморе. Мысленно раз за разом проклинала Винченсо. Я ненавидела его еще сильнее, чем Оттавию. Именно Медичи самая настоящая тварь. И, если у меня к нему ранее оставались хоть какие-то капельку не негативные эмоции, оставшиеся во мне после четырех лет нашего знакомства, то после сегодняшнего дня они испарились.
Какая же он мразь… Из постели любовницы, сразу в постель невесты. Или же, наоборот, он приходил ко мне после Оттавии.
Мне стало тошно от этих мыслей.
Винченсо хорошо устроился. Может, у него на стороне было еще несколько любовниц. А я все думала о том, что им нельзя изменять своим женам. Конечно, Медичи еще не женат, но поселить любовницу и невесту в одном доме — это многое говорило о нем, как о человеке. Эгоистичный подонок. А ведь он мог поселить меня хотя бы в той квартире, в которой насиловал меня в рот. Но, нет, зачем так далеко ездить? Развлечение должно быть под боком.
Я раньше заметила, что, если я утром выходила из комнаты, до обеда за мной невзначай ходил охранник. Тогда не могла понять почему, а теперь осознавала, что он, скорее всего, следил за тем, чтобы я Буджардини не мешала. Хотя, Винченсо мог просто запретить такой никчемной игрушке, как я, выходить из комнаты пока Оттавия в доме. Так было бы ему проще.
Сегодня не было охранника. Почему? Я не знала. Наверное, Медичи стало резко плевать даже на свою невесту, которую я разозлила тем, что бегала по дому в надежде связаться с Винченсо. Поведение недостойное временной игрушки. Был бы рядом тот охранник, наверное, он остановил бы меня и отправил обратно в комнату, чтобы я не нервировала Оттавию. Но, ничего, она сама не растерялась. Наказала меня. Какая умница. Стерва. Медичи может ею гордиться. Они друг друга стоят.
Я продолжала сидеть на мраморной лестнице и мысленно сгорать от ненависти к Медичи и Оттавии. Касаясь ладонью коротких волос, все думала о том, как бы им отомстить, но, если честно, желала им обоим сгореть в огне.
Я уже сильно дрожала от холода, когда мне на плечи кто-то накинул пиджак. Я обернулась и тут же застыла. Позади меня стоял отец Оттавии — Риккардо Буджардини.
— Ты можешь простудиться. Стоит позаботиться о своем здоровье, — сказал мужчина, доставая из кармана брюк сигареты. Отдав мне пиджак, сам он остался в рубашке и черной жилетке. Тоже не самая лучшая одежда для прохладной осени, но казалось, что Буджардини совершенно не холодно.
— Спасибо, но не нужно. Я хотела уже возвращаться в дом, — я поднялась со ступенек и сняла с себя пиджак, после чего протянула его мужчине.
Если честно, я растерялась. Передо мной находился тот, у кого было немерено власти и влияния — дон Каморры. В силах этого мужчины немыслимые поступки, но почему-то он не пугал. Скорее производил впечатление простого, но, тем не менее, мудрого и рассудительного человека.
— У тебя красивые волосы, — сказал он, забирая пиджак. Меня от этих слов покорежило. Я подумала, что мужчина издевался, но выглядел он так, будто говорил искренне.
— Спасибо, — пробормотала, желая разбираться в том, являлись ли слова Буджардини правдой или ложью. Какая разница? Мои волосы от этого обратно не вырастут.