Моим коллегой в Бхарат Бхаване стал мусульманин Шахин Бадур Хан, утонченный джентльмен из прекрасного рода и блестяще образованный. За его безупречными манерами и достоинством, которым я глубоко завидовал, будучи по сравнению с ним просто маленьким сорванцом, чувствовалась печаль; в глубине глаз таилась боль. Мы сразу оценили друг друга и испытали взаимное расположение. Мы инстинктивно чувствовали, что слишком усердно печемся о своих странах, чтобы быть готовыми предать их. О таком не только никогда не говорят, но даже не намекают. Поэтому наша беседа, пока мы прохаживались среди оленей Будды в древнем Сарнатхе[41], где среди деревьев крадись неприметные тени наших охранников, а вокруг, словно ястребы, кружили разведчики-беспилотники, казалась несерьезной и легкомысленной, как болтовня двух пожилых вдовушек во время послеобеденной прогулки.
— Авадх всегда представлялся мне страной, живущей в мире с самой собой, — сказал Шахин Бадур Хан. — Словно решившей некий великий и главнейший индийский парадокс.
— Так было не всегда, — возразил я. За защитным ограждением западные туристы на тропе Будды пытались удержать свои одежды, развевающиеся на крепчающем ветру. — Улицы Дели слишком много раз окрашивались красным.
— Но он всегда был многонациональным городом. С другой стороны, Варанаси всегда был и всегда будет городом Владыки Шивы.
Я кивнул. Теперь я знал, что доложу Шриваставе. Саджида Рана подвергается давлению индуистов-фанатиков. Она нанесет упреждающий удар по Кун да Кхадару. Авадх получит моральное преимущество; мы не должны упустить этого.
— У меня в Варанаси есть родственник, — мимоходом заметил я.
— О, вот как?
— Мой брат — сам Шива, так что в действительности неудивительно, что он должен был очутиться в Варанаси.
— Он тоже брахман, как вы?
— Нет, но он очень талантлив.
— Похоже, мы просто притягиваем таланты. Полагаю, это одно из наших благословений. У меня есть младший брат, в Соединенных Штатах. Общаться с ним ужасно, просто ужасно; мать — ну, вы же знаете, каковы они. Конечно, это все на мне.
«Вы опасаетесь, что ваш брат ввязался в бизнес, который может неблагоприятно отразиться на вашем положении, если об этом станет известно, — вот о чем говорил мне мудрый мистер Хан. — Вы хотите, чтобы я присматривал за ним, а взамен вы создадите надежный канал связи между нами, чтобы предотвратить войну между Бхаратом и Авадхом».
— Вы же понимаете, что такое эти братья, — сказал я.
Поток информации поступил в мою голову, едва я вышел из самолета в аэропорту Индиры Ганди. Шив основал в Варанаси компанию «Пуруша»[42]. Он привлек значительные инвестиции от венчурного фонда «Одеко» и получил дополнительное финансирование от научно-исследовательского и опытно-конструкторского подразделения могущественной бхаратской «Рэй Пауэр». Сферой его деятельности стали компьютерные нанотехнологии. С ним работали лучшие конструкторы и инженеры. Теневой индекс, оценивающий компании по потенциальной возможности стать глобальными игроками после акционирования, отводил «Пуруше» место в первой пятерке, за которой стоит понаблюдать.
Он был молод, горяч и нацелен на успех. Он завел себе кое-каких сомнительных друзей, и тучи ИИ высокого уровня скрывали многое из деятельности «Пуруши» от конкурентов и властей Бхарата. Полиция Кришны завела на него досье и команду опекающих его нарочито неуклюжих ИИ, чтобы дать ему понять: о нем знают. Мои собственные ИИ-соглядатаи из разведслужбы Авадха были искуснее полицейских. Они встроились в саму информационную структуру «Пуруши». Безопасность Авадха была жалким вымыслом; меня в высшей степени интересовало, чем занимается мой братец. Планы Шива были, разумеется, чудовищно амбициозными. Он взломал темницу черепа. Говоря более прозаично, «Пуруша» разработала опытный образец биочипа, способного взаимодействовать напрямую с мозгом. Больше никаких вульгарных завитков пластика за ухом и мягкого вторжения электромагнитного излучения в мозг, словно орущего тебе в висок. Искусственно сконструированный белок, такой же, как наш собственный, чьи искусственные нейроны прорастали сквозь кожу и кость, вплетаясь в поток мысли. Третий глаз, всегда открытый невидимому миру. Видите, как легко я обращаюсь к языку мистики? Всеведение становилось нормой; всякий инфицированный получал доступ ко всему знанию и всей проклятой тривиальности мировой сети. Коммуникация отныне — это не клики и запросы, а мысль, неуловимая телепатия. Виртуальные миры становились реальными. Неприкосновенности частной жизни, этой первой западной роскоши, приобретенной Индией за деньги, пришел конец. Как узнать, где кончаются наши собственные мысли и начинаются чужие? Мы уподобляемся миру ИИ с их рассредоточенным, расширенным, многоуровневым восприятием. Предположения следовали за предположениями. Им не было конца. Лакшми, отвлекаясь от своих математических игр, чувствовала мое настроение и, подняв взгляд, видела взрослый страх на моем детском лице. Эта технология изменит нас, изменит целиком и бесповоротно. Это означает новый способ быть человеком, линию разлома, удар огранщика алмазов по всему обществу. Я начал понимать, что величайшая угроза для Авадха, для Бхарата, для всей Индии — вовсе не вода. Это безупречнейший бриллиант Шив и его корпорация «Пуруша», маняще сверкающие перед носом у каждого из землян. Будь везде, будь всем. Я был настолько поглощен этим, что не заметил, как по Великому Колесному Пути[43] пришло предупреждение от Шахин Бадур Хана из Варанаси, и поэтому прозевал момент, когда Саджида Рана выслала вперед свои танки и захватила Кунда Кхадар без единого выстрела.
ДЕВОЧКА С КРАСНОЙ БИНДИ[44]
Перечисление названий этой войны занимает больше времени, чем сама война. Кунда-кхадарская война, Сорокавосьмичасовая война, Тихая, Первая Водяная. Вы их не помните, хотя боевые танки Авадха ползали по вот этим самым пескам. Вы, наверное, даже не помните о самой этой войне из уроков истории. Были войны масштабнее и продолжительнее, и была война, переходящая в войну, долгая и, я думаю, последняя. Война, которой я положу конец. Ту грандиозную демонстрацию оружия на речных берегах я теперь воспринимаю как первый выстрел, давший начало всей этой истории, если там вообще можно говорить о выстрелах. Было и другое название — Тихая война. Ах! Кто дает названия войнам? Наемные писаки и мудрецы, без сомнения, медиаредакторы и чатовые журналисты, люди, что любят выражаться высокопарно. Уж точно не чиновники и не владельцы кошачьих цирков. Насколько больше название «Тихая война» подошло бы для ста лет беспорядков, последовавших далее, для этой эпохи Кати, которая, кажется, достигла худших своих глубин теперь, с пришествием йотирлингама на землю?
Водяная война. Война-47, как бы мы ни называли ее, для меня обозначала конец человеческой истории и возвращение эпохи чудес на землю. Лишь после того, как развеялся дым, осела пыль и наши дипломатические группы появились среди высоких сияющих башен Ранапура для обсуждения условий мира, мы поняли всю безмерность событий в Бхарате. Наша тихая маленькая водяная война была наименьшим из них. Я получил одно краткое сообщение по Великому Колесному Пути: «Мне конец, проиграл, ухожу в отставку». Но Шахин Бадур Хан был там, он шел на пять шагов позади своего нового премьер-министра Ашока Раны, в то время как я вприпрыжку, будто ребенок, поспевал за нашим Шриваставой.
— Слухи о моей кончине сильно преувеличены, — шепнул Шахин Бадур Хан, когда мы оказались рядом, пока политики устраивались на траве перед загородным поло-клубом Бенареса[45] для пресс-конференции, соперничая за статусные места.
— Война, похоже, укорачивает политическую память. — Двадцатитрехлетний в теле мальчишки вдвое младшего возраста может болтать почти все, что ему вздумается. Дерзость, дозволенная шутам и ангелам. Впервые повстречавшись с Шахин Бадур Ханом, я, помимо его воспитанности и ума, почувствовал его глубокую печаль. Даже я не мог угадать, что это была долго подавляемая, бесплодная любовь к другому, греховная, романтическая и обреченная, поскольку адресовалась юному ньюту из Варанаси. Он угодил в «медовую ловушку», подготовленную его политическими противниками.
Шахин Бадур Хан склонил голову.
— Я далеко не первый стареющий глупец, потерявший голову от страсти. Возможно, я единственный, чьего премьер-министра в результате убили. Но, как вы говорите, война открывает нам глаза, и я, похоже, — удобная фигура для публичного покаяния. А судя по тому, что я почерпнул из СМИ, народ поверит мне скорее, нежели Ашоку Ране. Ничто не нравится народу больше, чем покаяние низверженных важных персон. А тем временем мы делаем то, что должны, верно, господин Нариман? Наши страны нуждаются в нас сильнее, чем они полагают. Людям лучше даже не знать, насколько странные времена наступают в Бхарате.
Будь проклято ваше политическое самоуничижение! Одновременный коллапс главных систем ИИ по всему Бхарату, включая всепобеждающие «Город и деревню», обнаружение того, что неистовая оппозиция неудержимых индуистских фанатиков в стране — это заговор искусственных интеллектов, хаос в «Рэй Пауэр» и загадочное возникновение стометровой полусферической воронки на территории университета, гладкой, как зеркало, и, напоследок, слух о появлении третьего поколения ИИ, которых так долго ждали и так долго боялись. Лишь один человек в состоянии был объяснить все это. Я направился повидать Шива.
У него был дом, защищенный множеством деревьев от шумного, людного мира. Садовники с неспешной точностью перемещались вверх и вниз по укатанным гравийным дорожкам, тут прищипывая персидские розы, там опрыскивая растения от тли и повсюду подкармливая побуревшие от засухи участки газона. Он растолстел. Он развалился в кресле возле стола для завтрака, выставленного на газон. Он выглядел ужасно, одутловатый и заплывший жиром. У него была жена. У него был ребенок, маленькая щебетунья, разыгравшаяся на установленной посреди газона разборной пластиковой игровой площадке под присмотром своей ИИ. Она поглядывала на меня, не зная, воспринимать ли меня как чужого важного дядю или же позвать вместе полазать по пластиковым канатам. Да, этот маленький я был странным существом. Тот запах, тот информационный феромон, которым благоухал Шив в день, когда заявился на мою свадьбу, исходил от него по-прежнему, даже усилился. От него пахло как от человека, слишком много времени проводящего среди ИИ.
Он бурно приветствовал меня. Слуги принесли холодный домашний шербет. Когда мы уселись побеседовать по-братски, мужчина и одиннадцатилетний мальчик, его жена извинилась голосом тихим, как писк насекомого, и, отойдя, нервно переминалась возле дочери, бурно разыгравшейся на своих ярких конструкциях для лазанья.
— Похоже, ты успешно повоевал, — отметил я.
— А что, была война? — Мгновение Шив выдерживал мой взгляд, потом разразился гомерическим хохотом. Его лоб покрылся испариной. Я ни на миг не поверил ему. — Я стал расслабленным и жирным, да.
— И успешным.
— Не таким успешным, как ты.
— Я всего лишь госслужащий.
[41] Сарнатх — пригород Варанаси, «Олений парк», где Будда, озаренный просветлением, прочитал свою первую проповедь пяти первым последователям.
[42] Пуруша — существо, из тела которого, согласно индуистской мифологии, была создана Вселенная.
[43] Великий Колесный Путь — одна из старейших и самая длинная транспортная магистраль Южной Азии.
[44] Бинди — красная точка, которую традиционно наносят на лоб индийские женщины.
[45] Бенарес — прежнее название города Варанаси.